В 2013 г. Валдайская речь В. В. Путина вызвала не так уж много откликов. Сработал эффект неожиданности. Так бывает, когда нечто давным-давно ожидаемое наконец случается – и хотя мы давно об этом думали, в первый момент все же не готовы осознать произошедшее.
Замедленная рефлексия экспертного сообщества объяснялась тем, что оно оказалось не в состоянии сразу же осознанно отреагировать на путинскую речь. Слишком очевиден был в этой речи перелом в приоритетах, поворот к новым целям, смыслам и ценностям, более того – к новому политическому языку.
В. В. Путин задал обществу новую повестку дня. Не на одну неделю, не на один политический сезон. Надолго. Он начал разговор о критериях национальной идентичности, о восстановлении исторической преемственности страны. Самые простые вопросы оказались, как ни странно, самыми важными и неожиданными: "Кто мы?", "Кем мы хотим быть?".
У экспертного сообщества в нужный момент не оказалось сформулированной теоретической базы по главным вопросам, которым предстоит определять развитие страны. Правда, ведет себя это сообщество так, словно эта база у него есть, но эмоциональную атмосферу не скроешь: это смесь растерянности и ложной многозначительности. Вряд ли такой настрой мог кого-нибудь ввести в заблуждение. Реплики отдельных комментаторов были скорее рефлекторны, нежели содержательны.
Одна из немногих внятных вещей, которые все-таки прозвучали, это то, что сказанное президентом на Валдае можно сравнить с его же Мюнхенским выступлением (2007 г.). Однако это верно лишь отчасти. Две речи одновременно похожи и не похожи. Сравнить их между собой было бы полезно.
Тогда, в Мюнхене, Путин, обращаясь к западным оппонентам, подверг резкой и справедливой критике доктрину однополярного мира. Это было естественно, только так можно было упрочить позиции России во внешней политике. Мюнхенская речь не была спонтанной, а стала одним из звеньев логичного внешнеполитического курса. К 2013 г., когда до Крымского референдума оставался год, на внешнеполитическом направлении уже многое было достигнуто: объединение двух русских церквей, создание Таможенного союза, отражение агрессии со стороны Грузии...
Все перечисленное произошло без материальных жертв, без ущерба стране. За прошедшие годы уровень жизни в России по крайней мере не упал. Цели удалось достичь без подрыва социальной базы, без утраты авторитета власти, без запрещенных политических средств и методов, характерных для сталинской эпохи.
Вроде бы все развивалось неплохо. И вдруг президент меняет повестку дня. Он начинает разговор с обществом о глубинных внутренних проблемах страны, без решения которых ее развитие, включая внешнеполитическую линию, упирается в потолок. Президент призывает страну к сосредоточению и консолидации на основе национальных ценностей.
Кому, кроме общества в целом, президент непосредственно адресует свою речь, в чью сторону направлен месседж, кроме общества в целом?
С одной стороны, все тому же экспертному сообществу, которое до сих пор не может дать внятный ответ. Оно привыкло к словесной эквилибристике в рамках обкатанного политического эзопова языка, но сегодня эта практика перестает быть востребованной.
С другой стороны, он адресует ее российскому большинству, у которого озвученные президентом вопросы как раз давно назрели, но, не имея доступа к медийным площадкам и стратегическим разработкам, это российское большинство обречено на вынужденное безмолвие. Неожиданно Путин заговорил от имени этого безмолвствующего большинства, и оно обрело голос. Следует особо отметить, что если президент напрямую говорит о ценностях народа, повышается и общественно-политическая субъектность самого народа, к которому он обращается через головы элит. Государственное давление уменьшается, народный суверенитет подчеркивается и становится более ощутимым. Этот процесс де факто делает имеющуюся политическую модель более демократичной, что и само по себе является очевидным благом.
Есть у путинской речи и внешний адресат. Он находится за пределами России. Это европейские консерваторы, которые, так же как и Путин, озабочены размыванием национальных основ, борьбой с семейными ценностями, принудительной секуляризацией, репрессивной толерантностью ("трансгуманизмом"), мультикультурализмом – всеми теми процессами, которые ведут к утрате Европой своей идентичности.
В. В. Путин говорит: "Многие евроатлантические страны фактически пошли по пути отказа от своих корней, в том числе и от христианских ценностей, составляющих основу западной цивилизации. Отрицаются нравственные начала и любая традиционная идентичность: национальная, культурная, религиозная или даже половая. Проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство, веру в Бога или веру в сатану... И эту модель пытаются агрессивно навязывать всем, всему миру. Убежден, это прямой путь к деградации и примитивизации, глубокому демографическому и нравственному кризису".
Именно эти процессы тревожат сегодня здоровую часть западного общества. Ее представители, европейские консерваторы, слушают российского президента очень внимательно и хотели бы видеть в нем собирателя исконных европейских ценностей.
Текст той валдайской речи Путина содержит важное признание: "Мы дважды пережили распад нашей государственности. В результате получили разрушительный удар по культурному и духовному коду нации, столкнулись с разрывом традиций и единства истории, с деморализацией общества".
Почему это стало возможным? "Отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, – продолжает Путин, – было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы, и не связывала свое будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались".
В сущности, речь идет о некорректном формировании немалой части российского правящего класса. Лишь исключив ее влияние, мы сможем повернуться лицом к собственной истории. Это неизбежный процесс: "Этот разрыв традиции необходимо преодолеть".
Поэтому главным предметом обсуждения, который предложил президент, становится моральный консенсус в обществе. Этот консенсус есть "историческое творчество, синтез лучшего национального опыта". Лучшее в национальном опыте и есть то, что связано с традицией, с корневыми пластами национальной истории и культуры.
Мы входим в новую политическую реальность. Мы понимаем, что нам не нужны поиски национальной идеи, о которых пикейные жилеты твердили десятилетиями. Неверна сама постановка вопроса. Ничего не надо искать. Национальные ценности, общественная этика – все это никуда не исчезало, просто существовало отдельно от политического курса.
Это неоправданное раздвоение стало тормозом для страны. Политический курс и базовые общественные ценности должны прийти в соответствие друг с другом. Это ситуация кардинального перелома.
Одна из особенностей путинской валдайской речи в 2013 г., которая сразу бросается в глаза, – стилистическая. Налицо явное стремление к смене политического языка.
До сих пор мы говорили на смеси застывших терминов Realpolitik, социологизмов и псевдогуманистических клише. Это язык экспертократии, который сегодня уже не годится для отражения политической реальности, ушедшей далеко вперед. Этот язык не вмещает в себя те важнейшие смыслы, которые рождаются, когда разговор ведется в контексте национальных ценностей и стратегических задач страны. Увы, не годится для этого и привычный экстатический язык державно-патриотической риторики – он также не ухватывает политически реалии.
Нужен новый язык, и президент это понимает. Не язык мифов, иносказаний, паранаучной терминологии, политтехнологических манипуляций и триумфальных лозунгов, а язык, на котором власть может напрямую говорить с обществом.
Время постмодернистских симуляций в политике, время фантомов и камуфляжа закончилось. Приходит время ответственных решений, и оно требует прямой речи, прямых высказываний. Корректировка национальных целей и задач влечет за собой и новое словесное оформление.
Мы стоим на пороге национальной консолидации, а консолидировать нацию могут только общие нравственные и исторические ценности. Если консолидация будет успешной, а политический курс будет проложен в верном направлении, через несколько лет мы станем свидетелями появления новой парадигмы публичных ценностей в России. Несколько лет – немалый срок, но процесс уже начался.
Но для адекватного выражения национальных ценностей и критериев национальной идентичности опять же необходимо овладение новым общественно-политическим языком. Именно язык способен не только отразить, но и консервировать, сохранять эти ценности, стать гарантией того, что общество не упустит их вновь из поля зрения.
Формулирование ценностей неизбежно столкнется с дискуссией различных политических лагерей. Эта дискуссия во многом и будет борьбой за новый, нравственный язык в политике. Прежний язык вытеснял и табуировал национальные ценности, поэтому и стала неизбежной его замена.
Сегодня и правящему слою, и народу предстоит отказаться от языка политтехнологий и заговорить на языке этики. Общество должно расстаться с иллюзией, что этика – только частное дело. Необходимо признать, что этика всегда имеет социальное измерение. И если эпоха коммунизма явила собой неудачный пример социализации этики, это еще не отменяет необходимости социализации этики в принципе.
Уже можно предположить, что в ближайшем будущем свои позиции сохранит именно та часть экспертного сообщества, которая овладеет новым языком.
2018 год
