Что такое гламур и какова его роль в современной культуре, как гламур проникет в политику и религию, как гламур связан с языческой магией, почему гламур называют "инструментом Антихриста", что такое потребление знаков вместо вещей и как гламурное сознание способствует социальному расслоению? Совместимы ли театр и церковь, лицедейство и священство? Возможна ли проповедь с подмостков и с экрана? Способен ли обратившийся ко Христу человек превратить свое обращение в ток-шоу на продажу? Какое место занимает православный гламур в диктаторских практиках части современной богемы?
– Насколько сегодня актуальна тема гламура?
– Гламур – одна из главных категорий современной культуры, но очень плохо исследованная, несмотря на ее несомненную актуальность. Гламур входит в перечень табуированных тем. В 1990-е определять повестку дня в стране стали потребности "манагеров" – менеджеров. Для этого привилегированного слоя издавали журналы, книги, выпускали фильмы. Данная особенность резала глаза и была даже более характерной для России, чем для Запада. Гламур стал дискурсом меньшинства, навязанным большинству.
– Что означает гламур как понятие?
– Формально "гламур" означает "чарующий", "волшебный". В каком-то смысле это синоним "глянца", но значение намного шире. Это "прелестные картинки", увлекающие зрителя и помрачающие его сознание. По сути – декор пустоты. Интересно, что в мифологии позднего модерна гламур стоит вне прогресса, не подчиняется этой центральной мифологеме либерализма. Гламур статичен. У него нет динамики, он воспроизводит только сам себя.
– Где его больше всего?
– В шоу-бизнесе и на телевидении. Корифей отечественного телегламура, безусловно – Леонид Парфенов. На его фоне померкли и Листьев, и Познер, и многие другие создатели телегламура. Он много работал с русской историей, создавая своего рода "муляжи времени". Исторические реалии, но под слоем помады. Нынешний телеграмур до сих пор наполнен дыханием своего основоположника.
– А есть ли гламур в политике?
– Гламур заполняет все пространство, включая политику. Политики, которые в 1990-е были законодателями моды на политический гламур, ушли в мир иной. Они были заметны, но не обладали достаточным интеллектуальным и образовательным багажом и олицетворяли собой облегченный вариант "сливок общества", то есть поверхностную часть. На глубинном уровне сплавом гламура и политики занимались, например, Сергей Курехин, Тимур Новиков и ряд ныне живущих деятелей русской культуры. Определить, кто из нынешних политиков гламурен, а кто нет достаточно просто: по отношению к народу. Для гламура народ – это грязь, скверна, об него боятся "замараться", "заразиться". Когда случилась трагедия в Кемерово, рукопожатная гламурная публика мгновенно выдала в Сети: "Эти бесформенные тетки-билетерши, что заперли двери в кинозалы – такие же, как и те, кто сгорел", "это они, считайте, сами себя сожгли...", "народ сам виноват". А того, кто обращается напрямую к народу, либеральная публика боится и отторгает от себя, вооружаясь обвинениями "в популизме". Это означает, что он не гламурен, что он разрушает волшебство глянца. Путинское "выть хочется" или душераздирающий кемеровский разговор патриарха Кирилла о смерти ребенка – примеры обрушения идеологии гламура.
– А в Церкви гламур существует?
– К сожалению, да. Прежде всего, гламурность характерна для так называемых либерал-православных, которые тащат в Церковь элементы секуляристской идеологии, эрзац-религиозность. Происходит смешение, возникает "майданное богословие", мифология "волонтерства" и проч. Гимн креативному классу, превосходство над "серыми ватниками" облекаются в новозаветную, библейскую символику. Слово Божье, открытое всему миру, подменяется социальной эзотерикой, знанием для избранных. Все это живет за плотной завесой светско-рождественских мероприятий, фестивальных спецэффектов, материалов из серии "Как наши звезды встречались со старцами" и прочей мишуры. Гламурная религиозность зарождалась в конце 1990-х как проповедь для богатых, но быстро начала превращаться в особый стиль потребления "религиозных услуг".
– Что такое гламур с христианской точки зрения?
– Прелесть. Прельщение. Это подмена правды Христовой чем-то убедительным, эффектным, но лживым. Антихрист – вот кто по-настоящему гламурен. Потому что он не просто против Христа, а вместо Христа. Гламур – это всегда подмена. В этом смысле гламур – инструмент Антихриста. Так что тем, кто занимается производством церковных глянцевых изданий, программ, проектов нужно постоянно об этом помнить.
– Православный глянец развивается?
– Пик пришелся на нулевые годы. Сейчас этот процесс забуксовал. Многие в Церкви его не принимают. Он предназначался для "успешных", был рассчитан одновременно и на проповедь, и на коммерческий эффект. А это вещи несочетаемые. Задача православного глянца заключалась в том, чтобы показать богатым доброту и милость Христа, но не показывать ужас Его смерти. Чтобы не пугать их бывшей красотой, которая нынче лежит во гробе "безобразна, безславна, не имущая вида", как поется у нас на отпевании. Вместо православия – эрцаз-православие. Это яркий пример разрушительного действия гламура в Церкви.
– Какие ощущения дает гламур человеку? Чем он так притягателен?
– Многие не умеют получать радость на глубинном уровне и заменяют ее знаками качества, "сертификатом культурного соответствия". Радость – это ведь не веселье, это особое состояние покоя и уверенности в любви. Гламур же – это как бы пропуск в несуществующий земной рай, который надо заслужить, приняв "правильную" идеологию, заняв место на "правильной стороне истории". Дается это, разумеется, не даром. Такой путь требует каких-то жертв. Например, нужно отвергнуть всех "негламурных", отвернуться от них, поменять круг знакомств. Необходимо провести в себе непреодолимую грань, оставив на другой, "дурной" стороне реальности всякое-разное "быдло" и "совков". Называть Россию, как Ксения Собчак, страной генетического отребья, называть своих сограждан злобными людьми и дебилами, как Макаревич или Серебряков. И вот у них все есть – и слава и деньги, а радости нет.
– Вы полагаете, что гламурные люди склонны скатываться к социал-расизму?
– Такова природа этого явления. Гламур – элемент разделенного общества. Он несет с собой языческий взгляд на мир, который противоречит христианской истине: мы оскверняемся не тем, что видим и слышим, а тем, что выходит из уст наших. Приверженность гламуру – это недоверие к первозданному миру, к Богу, превращение себя в "маленького бога". А недоверие к миру заставляет презирать людей, тяготиться их присутствием, валить вину с виновных на их жертв.
– Какая эмоция соответствует гламуру?
– Страх. Подспудный, подавленный. Адепт гламура, как правило, боится обыденности и неуспешности, а на самом деле – реальности. Гламур психологически отгораживает от бренного мира. Это род эскапизма, бегства от реальности.
– А что есть гламур с философской точки зрения?
– Идея гламура отсылает к языческой магии. Как и магия, гламур противостоит реальной истории вещей. Он этой историей питается, похищает ее, оставляя вместо содержания "многозначительную", но пустую форму, иллюзию подлинности. Гламур – это смещенное чувство реальности. Гламур есть имитация. Принцип имитации реализуется так: содержание явления, история вещи подменяются образом "совершенной" гламурной формы. Образ гипнотизирует. Вещь вырывается из мира и начинает играть роль зеркала Истины. Внимание адепта гламурного культа останавливается на ней – и всякая умственная работа, всякая рефлексия прекращается. Он готов созерцать это бесконечно, как Кай у Андерсена готов был до конца своих дней складывать из льдинок слово "Вечность".
– А в искусстве?
– Гламур уничтожает современное искусство, он вытравливает содержание и предлагает пустые никчемные эксперименты с формой. Тому свидетельство – бесконечные "гаражи" и "винзаводы". Сейчас начался процесс поглощения гламуром русской иконописи. Этим направлением активно интересуются и занимаются католики.
– Каковы исторические корни гламура?
– Есть два типа восприятия культуры: как "возделывание земли" и как "украшение себя". Гламур восходит ко второй из них, которая более характерна для обществ с сильными магическими корнями. "Украшение себя" – это "холодная" культура, она созвучна сегодняшнему трансгуманизму и другим идеологиям позднего модерна. В основе здесь лежит желание воспринимать вещи не такими, каковы они есть, а видеть в обладании ими атрибут иной, лучшей реальности и подтверждение своего статуса, своей "полноценности", своего превосходства.
– Каковы его функции в культуре?
– Их несколько. Во-первых, гламур используется для самоидентификации, по гламурным кодам узнают своих. Получается "культура в культуре", секта. Во-вторых, подобно любой страсти и зависимости, гламур служит для заполнения экзистенциальной пустоты, помогает уйти от вопроса "Зачем я живу?". Гламур, подобно игромании, наркомании, фанатизму заполняет место истинной веры. В-третьих, гламур используется для выстраивания моделей статусного потребления. Об этом подробно написано у Жана Бодрийяра в таких работах, как "Политэкономия знака", "Символический обмен и смерть". Гламурное потребление – это игра в означивание. Главный фокус в том, что гламурный человек потребляет не столько сами вещи, сколько знаки. Он платит не за вещь, а за статус, удостоверяемый наличием у него этой вещи, – поэтому она работает как знак. А статус вещи в свою очередь удостоверен специальным клеймом, лейблом. Такой человек (жертва идеологии гламура) не только встречает другого по одежке, но и провожает. Он не замечает, что форма для него стала содержанием. А это уже серьезная болезнь личности.
– Ради чего человек стремится к гламуру? Что его притягивает?
– Ради приобщения к другому, "лучшему" миру. Гламур отсылает к воображаемой реальности, якобы превосходящей объективную, – к так называемой гиперреальности. А на деле – к симулякрам, мнимой сущности. Если для простоты использовать марксистские понятия, можно сказать, что в такой культуре надстройка полностью определяет базис, а сама гламурная жизнь подчинена логике не товарного, а символического обмена, по принципу "символ-деньги-символ", вместо обычного "товар-деньги-товар". Соответственно продажей символов занимается тот, кто имеет символическую власть – контроль над умами, возможность навязать свой набор символов. Эта власть обеспечивает символический обмен и им же поддерживается, вырабатывая все новые символические ресурсы. Эта власть управляет другими с помощью идеологии гламура.
– Насколько гламур опасен?
– Вспомните античный образ Горгоны. Горгоне нельзя было смотреть прямо в глаза, чтобы не окаменеть. Персей сражался с Горгоной, глядя в зеркало своего щита, – и победил. Вот так и гламур. Он гипнотизирует, подчиняет себе, останавливает мысли. Но его можно обезвредить, если знать, как правильно о нем говорить. Поэтому важнейший вопрос – это вопрос о том, каким должен быть наш "дискурс о гламуре". Он, этот дискурс, должен уметь переводить "туда и обратно", показывая как гламур подменяет реальность симулякром. Гламурное сознание делит весь мир на первый сорт и последний. Не только вещи – людей, природу, исторические эпохи, религии.
– Религии? Разве это возможно?
– Именно. Помните, кто был первым "гламурным" персонажем в русской истории? Конечно, Петр Чаадаев. Он утверждал, что Россия сделала неправильный выбор – оказалась "не на той стороне истории", говоря сегодняшним языком. Мол, надо было князю Владимиру папских послов уважить и принять католичество. Но князь Владимир сделал не гламурный выбор. И вот теперь этот выбор якобы мешает России "цивилизоваться" по единственно верным стандартам.
– Вы упомянули о том, что эпоха расцвета гламура у нас в стране была связана с культурой менеджеров. Сейчас это уже не так?
– Сегодня гламур как переходящий вымпел ударника соцсоревнования достался креативному классу – более противоречивой общности, которая любит помайданить. Но "манагерское" влияние сказывается до сих пор. Это особенно ощутимо, когда управленцы выдвигают лозунг цифровизации всей страны. Цифровизировать предлагается буквально все: правительство, экономику, образование, культуру, религию, граждан, личные данные людей. А также, соответственно, коррупцию, недофинансированную экономику, вывоз капитала – все, что есть. Главное – цифровизация. Что это как не доминирование формы над содержанием? А приоритет формы – и есть самый главный принцип гламура.
Будем надеяться, что идеологам гламура не дадут реализовать их главную мечту – цифровизировать армию и флот и поставить тем самым точку в истории России. Кстати, в свое время "форма от Юдашкина" стала одним из шагов в сторону гламуризации армии.
– Что можно противопоставить гламуру?
– Только то, что выше всего в ценностной системе. Это Бог, любовь, милосердие. "Положить жизнь за други своя" вместо "умри ты сегодня, а я завтра". Гламуру противостоят устойчивая система ценностей и чувство реальности. Наилучшим образом они соединены в религии, но существуют и в других комбинациях. Это разрушает "чары" гламура. Это возвращает народу возможность самостоятельно решать свою судьбу, судьбу своих детей, судьбу своей страны.
– Актеры любят повторять фразу о том, что только в церкви и в театре "служат", а в остальных местах – "работают". Не означает ли это, что на актере, как и на священнике, лежит особая миссия и ответственность за воспитание и духовное развитие народа?
– Это очень милое архаичное словоупотребление, сохранившееся до наших дней в отдельных областях деятельности. Не более того. Служат еще в силовых структурах, в госорганах. Но служба и служение – разные понятия, не стоит их путать.
– Сегодня постоянно приглашают актеров и режиссеров в телешоу делиться своим религиозным опытом. Где кончается актерство и начинается жизнь и вера?
– Впервые я столкнулся с этой проблемой, когда был ведущим радиопрограммы "Во что верит Россия" на ВГТРК. Мне довелось беседовать с Евгением Алексеевичем Лебедевым, выдающимся русским актером, мастером перевоплощения. Это случилось незадолго до его кончины в 1997 году. Мы говорили о театре, о его ролях. У него была особенная манера речи – быстрая, дробная, скороговоркой. Он сыпал именами, датами, цитатами из ролей, жестикулировал. Одним словом – актерствовал передо мной. И вдруг неожиданно начал полуразборчиво, с пропусками слов, произносить тексты из Литургии, перемешивая "Херувимскую", "Милость мира", обрывки ектений... Искаженные тексты высыпались из каких-то глубин его памяти. Он был очень взволнован. Актерство внезапно исчезло. Начал рассказывать о том, что его отец был то ли дьяконом, то ли священником. В силу жизненных обстоятельств Евгений Алексеевич ушел от него, вырос неверующим. Стал актером. Играл на сцене Сталина. Выжил. Отца расстреляли. А спустя полвека старый актер бормотал литургические тексты как абракадабру и признавался мне, что совершенно не понимает их смысла. Но эти тексты были связаны с памятью об отце, перед которым он явно чувствовал вину. Огромный актер, состоявшийся в профессии, и одновременно глубоко опустошенный человек.
– Но все же это была другая эпоха. Сегодня нет ни запретов, ни гонений. Совмещение религии и актерской профессии приветствуется. Валерия Гай Германика это великолепно демонстрировала, выступая в роли "пастыря" в православном миссионерском интернет-проект "Вера в большом городе".
– Этот проект был построен авторами на контрадикции. В качестве ведущей пригласили кинорежиссера со сложившейся профессиональной репутацией и образом жизни, который не совпадает с обыденным представлением о том, каким должен быть православный стиль поведения. Это подтверждает название проекта – прямая перекличка с американским проектом "Секс в большом городе". Задача – привлечь внимание публики сочетанием несочетаемого. Православие, мол, так же притягательно, как секс. Занимайтесь православием. Смотрите, кликайте, ставьте лайки, воцерковляйтесь. Вас ждет успех в жизни. Это – очередной образец "православного" гламура.
– Разве возможно искусственно менять религиозную эстетику?
– В 1930-е годы XX века в Германии активно меняли эстетику и стилистику христианской жизни. Посмотрите на их церковное искусство того времени – Христос изображается как атлет. Мощный, красивый, мускулистый, непобедимый, как сама Германия. Православный гламур, одним из винтиков которого является названная вами программа, создает собственный специфический образ церкви. Это церковь для успешных людей, церковь для миддл-класса. Соответственно церковность, с их точки зрения, должна быть выдержана в той стилистике, которая принята в этой среде: в ней должно быть место для иронии, раскрепощенности (отсюда аллюзии с сексом), карнавальности и главное – для постоянного сомнения. Участник этой игры "в православие" должен находиться в постоянном сомнении. Быть сомневающимся – это стильно и одновременно освобождает от ответственности. Как раз то, что нужно современному состоятельному человеку. Слоган Станиславского "Не верю!" стал их девизом.
– Говоря о профессиональной репутации Валерии Германики, вы имеете в виду ее скандальный сериал "Школа"?
– Сериал "Школа" – это смакование детского греха. Более того, автор зарабатывал деньги на этом смаковании. В экзистенциальном смысле это ничем не отличается от детской порнографии. Этот фильм развращает зрителя – и подростка, и взрослого.
– То есть вы не верите в религиозную искренность Германики, в возможность ее духовного изменения, раскаяния?
– Христос, разумеется, открыт каждому. Но из покаяния не делают ток-шоу на продажу. На покаянии не зарабатывают деньги и славу.
– Однако подобные проекты обещают человеку заполнить пустоту внутри себя.
– В культуре постмодерна христианству отведена заместительная функция. Не спасительная, а заместительная. Это так называемая "викарная религиозность". Именно это и демонстрируют ведущая в роли духовника и ее гости в роли духовных чад.
– Пародия на исповедь?
– В общем, да. К православию это не имеет никакого отношения. Это обычный третьесортный кухонный психоанализ. Кто такой духовник? Это тот человек, который имеет религиозный опыт и с твоего добровольного согласия помогает тебе укрепляться в вере и поступках, определяемых твоей верой. Вера передается от более опытного к менее опытному. Иначе не бывает. Когда актеры, у которых нет религиозного опыта, начинают вещать с экранов, – они не помогают, а разрушают. Религиозный опыт – вещь таинственная, не надо его вытаскивать на люди ради забавы или, тем более, заработка, его надо беречь.
– Вы хотите сказать, что веру можно эксплуатировать в корыстных интересах?
– Это не в прямом смысле зарабатывание денег на эксплуатации религии. Просто используют ресурс церкви, ресурс православия для создания своих образов, реализации медийных и творческих проектов. Самый трагический пример – Иван Охлобыстин. Он в своем духовном "артпроекте" добрел до логического конца – взял в руки реальный, а не бутафорский антиминс, а потом бросил его. Охлобыстин – это человек-проект. Как и Германика.
– И как можно назвать их метод?
– Православный гламур. Это один из способов утвердить диктатуру богемы над обществом. Для каждой части общества – свой подход. Говоря коротко: православный гламур – это попытка монетизировать православие. Точно так же сегодня разные художественные союзы пытаются монетизировать русский консерватизм. Православие и консерватизм в тренде – значит, есть покупатель. А если есть покупатель, то почему не заняться бизнесом? И порой уже трудно понять: где же грань, где переходная линия? Где подлинный консерватизм русского народа, а где подделка, монетизированная оборотистыми шоуменами? Где подлинное православие, а где только его форма, оболочка. Но ведь мы это явление видим и понимаем что происходит.
– Вы говорите, что православный гламур создает церковь для богатых. Но ведь церковь действительно для всех – и бедных, и богатых.
– Православный гламур искажает православие. Говорят об Иисусе Христе как волонтере, который ходил и бесплатно всем помогал. При этом совершенно не говорят об основной составляющей – самопожертвовании Христа. Богатым людям предлагается оставить за скобками ту часть Евангелия, которая говорит о страшных физических страданиях Христа. О крови, поте, растерзанном теле. Ведь это как-то негламурненько выглядит.
Православный гламур обещает научить тому, как, оставаясь богатым, умудриться пролезть сквозь игольное ушко в царство небесное, причем со всеми своими виллами, яхтами, деривативами и оффшорами. Потребитель такой "православной услуги" существует – вот рынок и включается. Только все это к христианству не имеет никакого отношения.
– Но ведь актер может создать положительный образ священника, старца...
– Кто такой актер? Это копиист, человек, который копирует других. Но он только копирует, он ничего не может произвести. И сегодня эти копиисты пытаются учить нас политике, религии, семейной жизни. Навязывать свои стандарты мысли. Их духовный и интеллектуальный багаж состоит из их ролей. Уровень порой невысок. И этими говорящими оракулами заполнен сегодня эфир всех каналов. Так выглядит диктатура богемы.
– Вы вообще против театра?
– Я против подделки, против гламура. Русский театр сегодня в удручающем состоянии, но есть и светлые примеры. Тот же Александр Коршунов с театром "Сфера". Все зависит от нравственной цели, которую ставит перед собой театр в целом или актер в частности.
2019 год
