БиографияКнигиСтатьиВидеоВконтактеTelegramYouTubeEnglish version

Нацизм и колониализм в парадигме модерна

Из книги "Прямое высказывание"

Александр Щипков

О природе нацизма и причинах его реабилитации в наше время, о попытках исторической и национальной локализации нацизма, о замалчивании некоторых его аспектов, о связи нацизма с колониалистской теорией и практикой модернистского общества.

– Сегодня мы наблюдаем поощрение нацистской идеологии в ряде стран Восточной Европы и поддержку западным политикумом ультраправых режимов. В Бельгии марш "ветеранов" 28-й дивизии СС "Валлония" невозможен, а в Латвии проводят марши "черных легионеров", публично дарят им цветы. На Украине празднуют годовщину дивизии СС "Галичина". Но ведь формально на Западе нацизм осуждается. Как это объяснить?

– Это пример двойного стандарта. Они рассуждают так: нацизм нанес ущерб нам, нашему обществу, нашей демократии – поэтому и только поэтому он плох. Что касается Востока, в частности, России, то преступления нацизма по отношению к этим народам не имеют значения или попросту не имели места. Поскольку в Россмии нет западных политических институтов и западной демократии, то нет и "состава преступления". Злодеи против варваров – ну что здесь такого? Это как разборки индейских племен. Если это политически выгодно, злодеев можно и поощрить. За границами "цивилизованного мира" никакая мораль не действует.

– А как же люди, миллионы погибших?

– Их это не волнует. На самом деле они возлагают вину на нацизм не за преступления против людей, а за преступления против цивилизации, против абстрактных "свобод". Те, кого они выносят за скобки свободного, цивилизованного мира, автоматически теряют право считаться потерпевшими, считаться жертвами геноцида.

– Но эта позиция сама по себе выглядит расистской, не так ли?

– Так и есть. В этом и состоит разница между православной и западной цивилизациями. В отношении к человеку. Для первой люди равны перед Богом. Для второй полноценный человек – это цивилизованный в их понимании субъект, институализированный и вписывающийся в необходимые западные стандарты.

– Мне это напоминает сюжет фильма "Танцующая в темноте", где полицейский, ограбивший женщину, не мог оказаться виновным, если жертва – родом из бывшего социалистического лагеря. Но тогда возникает вопрос: как относиться к теме денацификации?

– Как к политическому мифу. Никакой денацификации не было. Мы знаем, что бывшие высокопоставленные чиновники третьего рейха после войны занимали высокие посты и в бундесвере, и в политических кругах бывшей ФРГ. Были показательные процессы – и при этом сохранялись "ценные кадры". Так называемая денацификация – не более чем пиар-акция. Да и отношение к истории "третьего рейха", если взглянуть повнимательнее, весьма своеобразное. Критика расовой теории и геноцида была одно время популярной. Но при этом предают забвению возрождение рабства в Германии. Замалчивается такая тема как подневольный труд "остов", угнанных в Германию. Напомню, что нацистское правительство в свое время объясняло данные меры "борьбой с безработицей".

– Как это?

– В архивах сохранилось "Объявление от 12 апреля 1942 года". В этом документе сказано, что руководство "Великой Германии" дает работу советским рабочим, чтобы те не умерли с голоду – поскольку, мол, при отступлении части РККА взрывали фабрики и заводы.

– Своеобразная логика. Почему сегодня тема замалчивается?

– В первую очередь потому, что при разработке этой темы пришлось бы признать геноцид славян и в первую очередь – русских.

– Чтобы скрыть этот сюжет, используются некое умолчание, табу. На самом деле таких табу много?

– Много, и это части единой идеологической программы. Прежде всего, феномен нацизма или национал-расизма стремятся локализовать в национальном и историческом аспектах.

– В национальном – как именно?

– Представить как исключительно немецкое явление, характерное для Германии в силу ее трудной исторической судьбы, долгого периода раздробленности, опоздания к разделу мира и так далее. Мол, нацизм – это особенность национального немецкого характера.

– Это неверно?

– Это полная ерунда. Конечно, необходимости покаяния немцев за геноцид русских никто не отменял. Тем не менее, очевидно, что национал-расизм – не германское, а общеевропейское и притом очень характерное явление. В сущности, Адольф Гитлер просто перенес европейскую колониальную практику с окраин мира в центр Европы, осуществил там "градацию человеческого материала". Европейцам это показалось дикостью, но не само по себе, а лишь потому, что Гитлер поступил с Европой, как с Африкой – реализовал афро-азиатский сценарий. То есть осуждение Гитлера оказалось не менее расистским, чем его же апологетика в 1939–1940-м. По принципу: в Азии – можно, в Европе – нельзя.

– Какие еще стороны нацизма замалчиваются?

– В рамках той же логики делается попытка ограничить феномен национал-расизма и по историко-хронологическому принципу, с этим связано нежелание замечать его истоки и его трансформации в ХХI веке. С точки зрения локального, изолирующего историзма феномен берет начало в 1933 году с приходом Гитлера к власти и заканчивается в 1945-м, с капитуляцией Германии и началом ее денацификации. Понятно, что такому объяснению поверит только ребенок. Приход нацизма был подготовлен за много десятилетий, а "уход" не состоялся до сих пор, и все разговоры о денацификации не стоят ломаного гроша.

– Зачем они ведутся?

– Они удобны, поскольку позволяют вести гибридные войны руками ультраправых правителей Восточной Европы. Удобны они и в целях полемики – позволяют подкрепить откровенно реваншистскую линию в немецкой историографии, связанную с позицией печально известного профессора Эрнста Нольте и его сторонников. Речь в рамках этой концепции идет о том, чтобы представить нацизм своего рода "вторым актом всеевропейской гражданской войны", то есть некой неизбежной реакцией на коммунизм – цитируя Нольте, "зеркальным отражением иудеобольшевизма и неизбежной реакцией на него".

– Что можно сказать об этой гипотезе?

– Она не выдерживает критики по нескольким причинам. Во-первых, потому что сам коммунизм – как бы мы к нему ни относились – был реакцией на колониалистскую экспансию Запада и именно поэтому революция была инициирована в полупериферийной стране – России. Она могла произойти и в полупериферийной Германии, но никак не в мировых центрах капитала, то есть в Англии или США. Следовательно, так называемая "гражданская война Запада", о которой толкуют последователи Нольте, была не общеевропейской, а общемировой. Запад выступил в ней агрессором. А значит, коммунизм – явление ХХ века – был не первым, а в лучшем случае вторым актом этой драмы, а нацизм, соответственно, третьим актом.

– Реакцией на реакцию?

– Именно. Это легко показать на историческом материале. Единственное условие: необходимо признать нацизм закономерным продолжением и формой колониализма. Понимая, что все упирается именно в этот вопрос, либеральная историография, политология и социология будут до последнего возражать против такого признания и пытаться любой ценой разорвать связку "колониализм – нацизм", соответствующую очевидной исторической логике.

– Как показать колониалистские практики применительно к России?

– Экономика дореволюционной России была несамостоятельна. Она обслуживала западные рынки на правах хлебного придатка. Отсюда отставание и "аграрный" характер страны. На 80 % банковская система Российской империи контролировалась англо-французским капиталом. Революция февраля 1917-го была поддержана и мгновенно признана Антантой. Эта революция – а точнее, переворот – помешала России заключить сепаратный мир с Германией и выйти из войны: что это, как не полное уничтожение политического суверенитета страны? Стоит помнить и о геноциде православных русин перед Первой мировой со стороны Австро-Венгрии.

– Этот геноцид замалчивается?

– И не только он. Стоит сказать и о геноциде православных сербов. Всем в Европе известна история желтых шестиконечных звезд, которыми гитлеровцы помечали евреев. Но мало кто знает, что означает голубая лента с буквой "П" ("православный), надетая на рукав. Диспетчерам либерального порядка крайне нежелательно, чтобы об этом знали. Но эту ленту вынуждено было носить православное население в период террора хорватских нацистов, усташей и крижаров. Около полумиллиона сербов было уничтожено, еще несколько сот тысяч насильно обращено в католичество или изгнано в Сербию. Оставшимся пришлось носить на руке голубую ленту с буквой "П".

– Какова роль Германии в попытке колонизации?

– Еще в 1886 году была основана Королевская Прусская комиссия по колонизации "восточных территорий", которую предполагалось проводить по образцу "программ переселения при Фридрихе Великом". В разработке программы колонизации принимал участие Макс Вебер, который предложил свой план колонизации "варварского Востока", соавтором его доклада стал Густав Шмоллер, Ну, и когда Гитлер незадолго до нападения на Россию называл ее будущей "германской Индией", он лишь вторил своим предшественникам. 22 июня 1941 года – это не просто начало этнической войны (тогда говорили: "расовой"), но запуск первого этапа программы колонизации согласно плану "Ост" – Generalplan Ost. Вполне очевидно, что в случае победы Германии над СССР все происходящее на территории бывшей России воспринималось бы в Европе как стандартная культуртрегерская практика европейских цивилизаторов по отношению к дикарям.

– Иными словами, трактовка нацизма западным альянсом основана на принципе изолирующего историзма?

– Совершенно верно, все формы локализации явления – это частный случай изолирующего исторического подхода. Ведь, в сущности, он предполагает тот же разрыв системных культурно-исторических связей, что и в революционных сюжетах. Только в данном случае речь идет не о позитивной, а о негативной традиции (колониалистской, национал-расистской). Работает аналогичный принцип: нежелание прослеживать и признавать генеалогию такого явления, как нацизм, вырывание его из исторического контекста и мифологизация. "Похищение истории", как выражаются философы.

– А как обстоит дело с темой открытой реабилитации нацизма в последние годы?

– Тема замалчивается вопреки всякой логике и здравому смыслу. Более того, в 2014 году ультраправый переворот и геноцид русских на Украине были поддержаны ведущими западными странами. Было дано молчаливое согласие на "выравнивание" военно-силовыми методами национального состава Украины. Новым министром образования и науки Украины стал Сергей Квит – сотник организации "Тризуб Степана Бандеры" из состава "Правого сектора". Депутат Верховной рады Украины Иван Стойко на заседании парламента заявил, что его страна ведет войну с "монголоидной расой". Выражения "генетический мусор", "потомственные рабы", "форпост европейской цивилизации", "белая раса князя Ярослава" становятся нормой в украинском публичном пространстве.

– Цель?

– Создание мононационального государства в границах бывшей многонациональной УССР. В то же самое время происходит легализация неонацистской идеологии. США, Канада и Украина выступают против инициативы ООН о недопустимости героизации нацизма.

– Что это означает?

– Это знаковое событие. Оно показывает, что либеральное общество, будучи в состоянии кризиса, вновь скатывается в архаику, как в 1930-е годы. С идеологических тезисов "западного проекта" пришлось убрать тонкий налет цивилизованности и "разбудить спящего Ктулху", то есть явить миру своего внутреннего варвара. Сейчас силовыми методами создали некую "национальную украинскую Церковь", священников УПЦ МП регулярно вызывают в СБУ. Очень напоминает немецкий "кирхенкампф" 1930-х годов – политику подчинения и унификации церкви.

– В какие моменты расистские основания системы западного глобализма наиболее очевидны?

– В моменты кризисов, когда становится не до жиру – не до идеологической щепетильности.

– Например, сегодня?

– Конечно. Процесс радикализации и нарастания тоталитарных тенденций активно шел последние 30 лет.

– С начала 1990-х?

– Да. Это началось после распада советского блока, когда не с кем стало соревноваться в "гуманизации общества", в социальной политике. Руки оказались развязаны и пошел обратный процесс – отказ государства от социальных обязательств. Возникают темы "конфликта цивилизаций", "общества риска", "правильной и неправильной сторон истории".

– Это напоминает колониалистскую риторику.

– Такая смена дискурса говорит о готовности к применению неограниченного насилия. Либеральный мейнстрим возвращается к доктрине опосредованного колониализма, а затем происходит реабилитация нацизма. Последние приличия отброшены. Как справедливо писал философ А. С. Панарин, "демократическое неприятие тоталитаризма обернулось неприятием незападных цивилизаций как находящихся на подозрении в силу самой их природы". Возникает и явление обращенной тоталитарности, когда отрицание тоталитаризма само становится формой принуждения, порождает репрессивность. При этом поиск реальных исторических корней тоталитаризма табуируется. Вместо этого язык подбрасывает готовые шаблоны: "массовые репрессии", "коммунизм и фашизм – исторические двойники" и прочее.

– Но разве все это неправда?

– Это только часть правды. На самом деле тоталитарность характерна для любой модернистской идеологии. На ней замешаны идеи кардинального разрыва с прошлым, с коллективным опытом, с наследием, идеи расчистки места для "нового дивного мира", мира "без предрассудков". Данные мотивы присутствуют и в коммунизме, и в нацизме, и в либерализме. Сегодня обнажаются корни модернистского мифа превосходства и реабилитируется нацизм. Это признак радикализации материнской идеологии – либерального социал-дарвинизма.

– Образ нового дивного мира питал колониалистские мифы превосходства?

– Да, к сожалению. Идеей просвещения "дикарей" оправдывалось порабощение целых народов. Противопоставление "современности" и "традиции" использовалось для того, чтобы выдать колониалистскую экспансию за просвещение. Политическим лейтмотивом звучали следующие тезисы: "Мы вначале просветили сами себя и теперь имеем право просвещать вас". Это и есть тот самый "неведомый бог колониализма". Идея европейского культурного превосходства над остальным миром приобретает религиозный характер. В устойчивом виде идейный базис колонизации сформулирован в "просвещенном" XVIII веке, например, в трудах маркиза Мирабо, где регулярно встречается осевая триада: "архаика – варварство – цивилизация". Чтобы превратить это в идеологию, достаточно распределить народы и общества по историческим "стадиям", подчинив их единым эволюционистским критериям. Следующий шаг – оправдание отъема ресурсов у "менее" развитых "более" развитыми. Так возникает теория социальной модернизации.

– Иногда можно встретить утверждение о том, что нацизм склонен к крайнему традиционализму.

– Все как раз наоборот. Нацизм и традиционализм диаметрально противоположны. И нацизм, и вообще любой вид расизма построены на принципе избирательности, отделении "высших" от "низших". А традиция объединяет всех, она – общая. Расовые теории нацизма, физическое уничтожение представителей целых народов (евреев, русских, цыган и др.), а также людей социально неуспешных и душевнобольных, связаны с так называемой евгеникой, а не с традицией. В евгенике, кстати, надо искать истоки и современной концепции high hume и всех трансгуманистических идей об искусственном изменении природы человека. С такой же избирательностью расизм и нацизм подходят к человеческой истории. Из всей традиции выбирают только то, что соответствует героическим образам. Например, образы сверхчеловека Фридриха Ницше, титанов Возрождения, фаустовские мотивы и сюжеты. А вот образы христианских святых не были приняты эстетикой третьего рейха, которая считала христианское искусство болезненным проявлением упадничества. Это прямое продолжение линии Ницше, который в книгах "Так говорил Заратустра" и "Антихристианин" отверг христианство как культ "слабых и уродливых". Расисту не нужен любящий Христос, расисту нужен "сильный" Заратустра.

– Нацизм и коммунизм можно объединить под общим знаменателем тоталитаризма?

– Концепция "двух тоталитаризмов" (шире – "закрытых обществ") имеет не научную, а чисто политическую природу. Она появилась в работах Карла Поппера ("Открытое общество и его враги") и Ханны Арендт ("Истоки тоталитаризма"), а также политолога Збигнева Бжезинского и некоторых других авторов. Концепция родилась с началом холодной войны, но оказалась намного долговечнее политических блоков. Смысл ее прост: коммунистические и фашистские режимы являются политически родственными и противостоят либеральным демократиям. Механизм воздействия на общественное сознание здесь довольно прост: это постоянное напоминание об исторической травме. То есть апелляция не к рациональной, а к эмоциональной сфере. Без картины темного тоталитарного прошлого не вырисовывается картина светлого либерального будущего (из-за слишком большого количества издержек в виде "межцивилизационных" войн, смены режимов и пр.). Поэтому так необходим образ исторического врага.

– Сегодня концепцию бинарного ("двойного") тоталитаризма следует считать несостоятельной?

– Безусловно. Модернизм действительно тоталитарен. Но нацизм, либерализм и коммунизм являются лишь его составными частями. Первый представляет собой "ценностный" исток, второй – теоретический базис, третий – ложную теоретическую альтернативу, якобы "допустимую" вариацию. Поэтому выстраивать систему "два тоталитаризма – одна демократия" просто не имеет смысла. Можно говорить о трех тоталитаризмах, да. Но в этом случае слово "тоталитаризм" кардинально меняет смысл. Оно обозначает уже не доктрины, а состояние идеологического пространства в целом, которое возникло в ХХ веке. "Состояние тоталитаризма" и есть конечный итог развития европейской мысли после 1789 года. Следовательно, правильно говорить не об отдельных идеях, а о состоянии тоталитаризма, в которое вошли европейская мысль и европейская политика в прошлом столетии. Подлинным конкурентом тоталитаризма было и остается только христианство.

– Как связаны национализм и нацизм? Это не формы одного и того же явления?

– Здоровый, нормальный национализм также противоположен нацизму. Это просто идея национального суверенитета и национальных ценностей своего народа на его исторической территории. В норме такое качество присуще любому народу. Разве в борьбе индийцев, африканцев и других народов бывших колоний за свою независимость не было национализма? А в сопротивлении партизан оккупантам в Великую Отечественную? Конечно, был. Это национальное чувство – безусловно, национализм.

– В чем основное отличие?

– Важная отличительная черта национализма в том, что его носители уважают такое же право на национализм в других нациях на их исторических территориях. Националист считает других националистов равными себе. Нацизм же предполагает превосходство одного национализма над другими и одной нации или группы наций над другими. Этот миф превосходства создает концепцию природного неравенства людей на национальном, а не индивидуальном уровне. Таков нацизм, он же национал-расизм. Та же ситуация с культурной проблематикой: одно дело уникальность каждой культуры, другое дело превосходство одной культуры над прочими (культур-расизм). Тоже миф превосходства. В нацизме всегда присутствует некая метафизическая, квазирелигиозная предпосылка, которая объясняет это превосходство ("бремя белого человека", "сверхчеловек" и т. д.)

– Почему все же такие страны, как США и Украина голосуют против проекта ООН о запрете героизации нацизма?

– Этот проект им категорически не нравится. Вероятно, не нравятся критерии, определяющие нацизм, под которые украинский режим неизбежно подпадает. А вывод в итоге простой: Украина не в состоянии сохраниться как единое государство без нацизма и репрессий. Правда и то, что идентичность современных США очень созвучна украинской, только американский расизм не национальный, а цивилизационный и имеет религиозные корни. Они связаны с протестантским радикальным эсхатологическим течением – диспенсациализмом (от латинского despensatio – "промысел", "замысел").

– Что это такое?

– Проповедники этого направления всегда имели влияние на американских неоконсерваторов, в частности, на Р. Рейгана и Дж. Буша. Согласно диспенсациализму, помимо евреев как избранного народа есть второй избранный народ – англосаксы, и у них есть особая мировая миссия – победить восточных варваров. Говоря об "империи зла", Рейган имел в виду именно это. Также в США у радикальных протестантов и политиков есть расхожее понятие "Manifest Destiny" – "проявленная судьба" или "замысел судьбы". Речь идет о том, что американская гегемония имеет особую божественную санкцию. В официальной политике эта мысль облекается в мягкие выражения вроде "глобального лидерства" и т. п. Но смысл тот же: право США распространять национальные критерии на весь остальной мир – в частности, утвердить экс-территориальность американской юрисдикции. США выступают в роли носителя и хранителя критериев всей западной цивилизации, олицетворяют своего рода "этос западного мира".

– Есть какой-то исторический выход из этой ситуации?

– Есть. Вопрос о нацизме сводим к более общему вопросу – об исторической вине так называемого Запада перед остальным миром, о покаянии и об искуплении этой вины. Рано или поздно европейцы и американцы к этому придут.

2019 год