![]() ![]() ![]() ![]() Традиционализм, либерализм и неонацизм в пространстве актуальной политики Традиция и модернизация: возможно ли пересечение предметных полей понятий Александр Щипков
В настоящее время от консервативной мысли требуется чёткая манифестация критериев и маркеров понятия "традиция". Что в свою очередь требует выработки параметров социокультурного баланса баланса процессов стабилизации (поле традиции) и эволюции (поле новации). Сегодня это одна из существенных теоретических проблем. Как подчёркивают представители современной традициологии, необходимо определить "единство, меру противоречивого взаимодействия традиции и новации. Если эта мера нарушается и начинает доминировать одна из сторон, то имеет место консервация традиции, превращение её в музейный экспонат, либо навязывание чуждого, неприемлемого для данного этнокультурного сообщества опыта. В обоих случаях наблюдается разрушение "живой" традиции и потеря преемственности социального опыта" [12, с. 128]. В рамках подлинного консерватизма традиционная культура не разрушается, а, модифицируясь, сохраняется в обновлённом виде. В последнее время одним из наиболее популярных мемов, спущенных в массовое сознание, является мем "модернизации". Слово это изначально принадлежит узкому, скорее технологическому контексту. Но наблюдая его функционирование в сфере политической риторики, нетрудно заметить попытку ряда авторов резко расширить рамки понятия, превратить его в идеологему и даже в своеобразный лозунг. Между социально и научно обоснованным понятием модернизации и модернизацией как идеологемой есть существенная разница. Одно дело модернизация как технологический рывок и социальный инжиниринг. Другое дело вера в модернизацию как технократический культ, навязываемый обществу во избежание решения реальных и насущных задач. В принципе вопрос о модернизации сегодня как никогда актуален, но он имеет более узкие и куда более конкретные рамки, чем у авторов "модернизационных" идеологем. Речь идёт о наметившемся в последние два года мировом тренде, связанном с реиндустриализацией ведущих стран мира. Как свидетельствуют аналитики журнала "Эксперт", "первыми флаг реиндустриализации подняли США, от них стараются не отставать и Европа, и остальной мир. Причём речь идёт не просто о возрождении производства на своей территории мир включился в новую гонку под названием "индустриальная революция 4.0", главными технологическими драйверами которой становятся цифровые и аддитивные технологии, а также робототехника, которые проникают в традиционные отрасли и радикально меняют их облик" [15, с. 44]. В настоящее время Россия также собирается "провести реиндустриализацию, вступить в новый технологический уклад и развить диверсифицированный оборонно-промышленный комплекс, способный конкурировать на гражданских рынках" [15, с. 44]. Такова объективная реальность. Совсем иное дело реальность политтехнологическая. Во втором случае лозунг "модернизации" явно или скрыто противопоставляется понятию традиции, как идеологически, так и стилистически. Это противопоставление абсолютно некорректно. Напомним, что похожим образом когда-то идеологически обыгрывались понятия "стабильность", "устойчивое развитие". Надо прямо сказать, что практика использования терминов-заклинаний в серьёзных политических дискуссиях сводит на нет их полезный результат. Когда "модернизация" превращается в идеологему, мы получаем современный аналог первобытного культа, где слово не указывает на явление, но становится сакральным понятием, которое покрывает наличную реальность и оправдывает любую политику. Понятая подобным образом "модернизация" начинает служить почти мистическим объяснением для таких неприглядных вещей, как наступление на семейные ценности, борьба с православной Церковью, разгром фундаментальной науки и образования. В последнем случае мы имеем дело с возвратом к концепции "навыки вместо знаний", уже нанёсшей серьёзный урон образованию в СССР 1920-х гг. и сегодня вновь поднятой на щит. Само слово "модернизация" всё чаще становится фетишем, как в советское время слово "революция". По поводу такого понимания модернизации ещё в эпоху холодной войны грустно шутили американские физики: "Нет бога кроме Прогресса, и Генри Форд пророк его". Но сегодня сциентистский культ перестаёт быть потешным: вера в Прогресс всё больше подменяет реальный прогресс, как когда-то вера в "мировую революцию" подменяла реальную революционную перестройку общества. Концепт "модернизации без традиции" спекулятивен, он не даёт толчков к развитию. Бесконечное жонглирование такими терминами, как "инновации", "технопарки", "интеллектуальные центры", лишь подчёркивает словесно-пропагандистский характер данного комплекса идей, тесно связанного с политической и экономической доктриной неолиберализма. С победой культа модернизации в России становится всё менее вероятной собственно модернизация. В действительности ничего не модернизируется, да и как можно что-то модернизировать, одновременно громя Академию наук, используя тестовый метод проверки знаний в рамках ЕГЭ или пошагово вводя платное образование? В результате экономика, наука, социальная сфера деградируют. Но обыватель верит в "модернизацию" как в пришествие мессии. Точно так же в 1990-е годы он верил во всесилие "невидимой руки рынка". Всё объявляется ничтожным по сравнению с главной идеей, всё приносится на алтарь: традиция, вера, мораль, наконец, сама модернизация настоящая, без кавычек и оккультного ореола. Тенденция эта почти повсеместная. Но именно в России процесс идёт такими темпами, как нигде более в западном мире. Под нож мнимой модернизации пускается пенсионная система и здравоохранение, сливаются друг с другом ("оптимизируются") учреждения, образование и лечение становятся платными. Вместо обычного имущественного расслоения, допустимого в разумных пределах, культивируется изначально неравный доступ к социальным благам и институтам, социальная сегрегация. Так в "модернизируемом" обществе утверждается новая сословность, и становится понятно, какой политический тренд обслуживает описанная идеология. В мире немало стран, где проблема всеобщей грамотности ещё не решена. Россия же рискует расстаться со своим давним достижением, чтобы затем решать проблему грамотности повторно. Сегодня в сторону псевдомодернизации толкают и Церковь. Её хотят заставить принять секулярный конкордат, расколоть паству на социальные группы. Это опасная тенденция. Нападая на Церковь и исторически присущее России православие, нападают на самом деле на традиционализм как таковой. Даже традиционалисты атеистического направления ощутили на себе это давление [23]. Общество пытаются убедить в том, что традиция это нечто неподвижное и косное, вечный страх перемен. Но это крайне недобросовестная точка зрения. Современная традициология подтверждает: "Позиция, противопоставляющая традиции и новации, глобализирующееся общество и общество традиционное, является устаревшей. Её сторонники часто выпускают из вида феномен модификации традиций..." [12, с. 58]; "традиция имеет потенциал изменчивости, адаптации" [12, с. 6]. Традиция постоянно пребывает в развитии. Но развивается она не под внешним руководством, а на основе внутренних интеллектуальных ресурсов. Именно поэтому национальные пути модернизации разных обществ могут пересекаться, но никогда не предполагают намеренного подражания. Где есть подражание, там модернизация невозможна. Прочный базис традиции вот что лежит в основе настоящей модернизации. Желание разорвать очевидные диалектические связи между понятиями признак интеллектуальной безответственности. Настоящая, а не лозунговая модернизация возможна только внутри и на основе традиции. Известно, какую огромную организующую роль играет протестантизм в самосознании американского общества как масс, так и политических элит. Даже в высказываниях американских президентов есть признаки этого влияния, в частности, в утрированных высказываниях о "божественных предначертаниях" (Джордж Буш) или в концепции Manifest Destiny для Америки. Всё это, несмотря на кризисные явления в мировой экономике, не только не мешает, но напротив, помогает социальному, политическому, научно-техническому прогрессу США. Модернизация настоящая, не газетная это часть традиции, часть механизма исторической преемственности, а не их отрицание. В устойчивом и стабильном обществе помимо контрактных отношений задействован механизм традиции, то есть осознанной (а не спонтанной) исторической преемственности коллективного опыта. В таком социуме складывается особый тип человеческих отношений. Эти отношения подобны отношениям дальних родственников и составляют следующий по счету уровень социальных связей вслед за семейными и родственными. Если общество ориентировано на живую, динамичную традицию, это исключает застывшую патриархальность, сиюминутные выгоды и узкие групповые интересы, а кроме того безудержный утопизм в выборе будущего. Такое общество можно назвать "большим социумом". Большому социуму необходимы верность национальным ценностям и культурным символам, политическая воля в принятии решений, историческое чутьё и стратегическое мышление в выборе будущего. В доказательство данного тезиса приведём пример "от обратного". Коммунистическая индустриализация в СССР проводилась без учёта традиции. Ей в жертву была принесена одна из общественных групп крестьянство, что выразилось, в частности, в крайне уродливом явлении "коллективизации". Это типичный пример модернизации без учёта традиции. Именно поэтому советская индустриализация оказалась недолговечной, а возникшие на её основе элементы социального государства остались лишь временным достижением. И это достижение было легко демонтировано в 1990-е годы, в период некомпетентного и губительного для страны экономического курса. Пренебрежение традицией сыграло и пагубную роль в культуре. Когда советский проект закончился, значительную часть российского общества составляли люди со стёртой идентичностью. Секрет подлинного традиционализма в том, что "точка сборки" традиции никогда не находится в одном и том же месте. Она перемещается вместе с накоплением социального опыта и формированием социальных практик. Как бы ни хотелось некоторым нашим оппонентам представить традицию памятником самой себе, это не соответствует действительности. Традиция пребывает в постоянном движении. Вместе с тем всё ценное, что было накоплено, остаётся в распоряжении общества. Даже в случае кардинальных сдвигов общественной парадигмы прежний опыт не отбрасывается, но получает новое место и новую роль в новых условиях. Всё новое важно, всё старое необходимо. Этот принцип следует назвать принципом "комбинированного развития". Прежде он был более характерен для культурных практик, чем для социальных и политических институтов. Задача состоит в том, чтобы в ближайшее время сделать этот принцип универсальным. Моральные ценности, в нашем случае христианские, остаются неизменными. Они скрепляют каркас традиции, не дают ей рассыпаться и распасться. Граница между полем традиции и полем релятивистского сознания сегодня видна очень отчётливо. Она легко различима, несмотря на попытки интеллектуалов постмодернистской школы спрятать эту границу за эффектами квазинаучной риторики, сомнительными социологическими исследованиями и культур-расистскими доктринами, подобными фукуямовскому "концу истории". Для нормального развития общества необходимо искать и находить в каждой эпохе, культурном феномене и в каждой исторической ситуации точку сборки традиции.
|