Новый переходный период, в который мир вступил несколько лет назад, связан прежде всего с агонией неолиберального капитализма, чаще всего обозначаемой как «мировой кризис» (world crisis). Вопреки декларативной гуманистической риторике, эта агония сопровождается военной агрессией и созданием геополитических «форпостов» либерализма – ряда нацистских и протонацистских режимов в Восточной Европе.
Эти действия являются не стратегией, но жестом отчаяния. Кроме политики голой силы и мировой полицейщины либерал-глобалистскому режиму нечего предложить человечеству. его социокультурный потенциал исчерпан. Сегодня народы мира начинают осознавать себя жертвой неудавшегося исторического эксперимента. Этот эксперимент, предпринятый в рамках проекта протестантского секулярного модерна, был связан с распространением нормативов одной культуры на весь остальной мир – иначе говоря, с принципом однополярности (моноцентричности). Осуществляемый средствами военно-политического и экономического насилия в режиме гегемонии и жёсткого глобального контроля, он привёл человечество в тупик расистско-нацистского, социал-дарвинистского мировоззрения, прикрытого либеральным мифом о свободе и партийной представительной демократии. Между тем даже западные независимые интеллектуалы признавали утопичность этого мифа. Так, известный австрийский логик и математик Курт Гёдель (автор знаменитых теорем о неполноте и противоречивости арифметически формализуемых систем знания), анализируя американское законодательство, пришёл к выводу, что всенародное голосование не мешает установлению диктатуры, а американский экономист, нобелевский лауреат Кеннет Джозеф Эрроу, сформулировал теорему о невозможности демократии как коллективного выбора в современных условиях.
Тем не менее вопреки здравому смыслу, нравственности и человечности регионы мира были насильственно превращены в кормовую базу протестантского модернистского проекта и стали жертвой связанного с ним колониального капитализма. Но, как показал трёхвековой опыт, включение периферийных экономик в капиталистическую систему мирового разделения труда консервирует их отсталость, из чего следует необходимость отказа от глобалистской экономической модели. Аналогичным образом потенциал разных культур сталкивается с унифицирующим влиянием глобалистской культурной модели, созданной в интересах англо-американской культуры, – из этого следует необходимость отказа от западной культурной гегемонии.
Подменив собственную традицию набором техногенных культов и принуждая к этому другие страны и народы, западный мир движется по пути дегуманизации, беззакония и цифровой диктатуры. На этом пути западными социальными и политическими институтами сформирован особый тип отчуждённого человека – «эго-машины», «фабрики желаний», идеального потребителя, сверхгедониста и послушного объекта цифровых коммуникаций.
Сегодня исторический тупик западной цивилизации очевиден, ей больше нечего предложить остальному миру. Проект протестантской модернизации терпит крах, её глобалистская программа отторгается многими странами и народами. В связи с этим можно говорить о приближающемся сдвиге господствующей культурной парадигмы1.
Но пока этот процесс не набрал силу, поэтому институты и идеологические структуры глобального управляющего класса ужесточают контроль над членами общества и их образом мысли. Для этого поддерживается и воспроизводится идеологическая среда, включающая в себя элементы нацизма, мультирасизма и либерального социал-дарвинизма.
От каждого отдельного народа зависит, останется ли он частью обречённого геополитического проекта или отстоит право выбирать собственную историческую судьбу. Отстоять это право можно лишь выйдя за пределы западной институциональной и культурной среды, избежав, таким образом, поглощения и колонизации. Иными словами, для победы над нацизмом и мультирасизмом необходима культурно-историческая аутентификация стран и народов, а её важнейшим условием является преодоление когнитивной зависимости от секулярных и религиозных форм протестантского фундаментализма.
Любая социально-экономическая модель имеет свою культурную почву. Поэтому, когда такая победа всё же состоится, исторический «сброс на ноль» коснётся не только неолиберального капитализма, но и всей культурной парадигмы протестантского модерна. Смена парадигмы будет сопровождаться глобальной деколонизацией и переходом к полицентричному миру, в котором уже никто никому не сможет «выдавать лицензию» на цивилизованность.
Для Европы этот переход станет возвращением от гуманистической и постгуманистической к библейской системе ценностей: в этом ключе (независимо от отношения к религии как таковой) будет складываться метанарратив будущей культуры. традиция будет освобождена от римско-языческой аксиологии, колониалистских идей разделённого мира (на «цивилизацию» и «варварство»), культурного неравенства и доктрин, оправдывающих социальное угнетение, – таких как богословская концепция двойного предопределения, понятие «бремени белого человека», мальтузианское и ницшеанское право сильного, социальная евгеника и идеи улучшения «человеческой породы», а также все виды нацизма и мультирасизма.
Переходный период приведёт к изменению системы социальных наук. Этот процесс уже начался. Революция в историографии уже частично сняла табу с освещения новой проблематики, к которой относится и покаяние за колониализм. Социолог Майкл Манн приводит данные о громадном количестве жертв, лежащих на совести стран «первого мира»2. Признаётся, что становление либеральных «демократий» сопровождалось этническими чистками, которые принимали масштабы геноцида. И если отказ от большевизма прошёл сравнительно легко, а большевистский период по историческим меркам был не так уж долог, то в колониалистской парадигме запад живёт уже несколько веков.
Говоря непосредственно о расистско-нацистском комплексе идей, следует рассматривать его англосаксонский вариант как модельный для западного общества эпохи модерна, включая и гитлеровскую Германию. Критика нацизма в рамках неолиберальной идеологии имела фиктивный характер. Фактически она была направлена на создание для нацистско-расистских доктрин иммунитета по отношению к другим, «неконвенциональным» (с либеральной точки зрения) направлениям критики и в конечном счёте на их поэтапную реабилитацию. После распада социалистического проекта произошло закономерное возвращение открытых форм национал-расизма (нацизма).
Сегодня наблюдается отчётливое желание либерального истеблишмента снять с себя ответственность за мировой кризис. его представители стремятся избежать содержательного ответа на вопрос о причинах краха модернистско-просвещенческой утопии, не признавая при этом грядущую смену идеологической матрицы. таким образом искусственно создаётся ситуация теоретической неопределённости, имеющей, разумеется, временный характер. В период этой неопределённости наиболее уместным для осмысления идеологического пространства и его истоков может оказаться культур-системный подход.
Межкультурные и межцивилизационные отношения – одна из важнейших на сегодняшний день тем. Серьёзной помехой для её обсуждения являются неоправданные привилегии неомодернистской, либеральной социологии и социал-конструктивизма. цивилизационная проблематика нередко объявляется устаревшей, а культурно-исторические субъекты описываются в конструктивистском духе как искусственно построенные «воображаемые сообщества»3.
При выходе за рамки этой методологической и идеологической матрицы определение культурно-исторического субъекта кардинально меняется. Субъект определяется суммой устойчивых компонентов (топосов), составляющих культурно-языковую картину мира его народа. Культурные топосы остаются постоянными, но по-разному выражают себя в разных исторических контекстах. Например, колониализм, один из кодов западного модерна, на известном этапе принял форму нацизма, а на следующем этапе вместо «расово неполноценных народов» искали уже «врагов мировой демократии» и «тоталитарные общества». Это разные компоненты одного и того же мультирасистского спектра. также для примера стоит сравнить «соборность», «общинность» русского православия – и стихийный советский коллективизм; эскатологизм и хилиастический элемент русского крестьянского сознания – и переосмысление в этом духе «западных ценностей» и логики протестантского модерна российской интеллигенцией4.
Данное определение подразумевает, что ни одна из культур не находится в позиции гегемона, с «готовыми ответами» на важнейшие вопросы, не пытается представить свою концептуализацию исторического процесса как общезначимую.
Знаменитое веберовское определение культурного субстрата запада как «протестантской этики и духа капитализма» сегодня следует понимать как отграничивающее свой предмет в общей картине мировых культур, как указание на культурспецифичность любых общественно-политических институтов и концепций. Исходя из этого, либерально-капиталистическая система не может претендовать на роль «золотого стандарта» общественно-исторического развития. если следовать веберовской модели в характеристике русско-византийского культурно-исторического типа, то его определение будет выглядеть как «православная этика и дух общинной солидарности».
Культурно-исторический подход предполагает отказ от мифа о единой «столбовой дороге цивилизации». Легко заметить, что на универсалистской трактовке истории, как правило, настаивает культура, которая в данный исторический момент имеет превосходство над другими или предполагает наличие такого превосходства в ближайшем будущем. Поэтому в 1960-е годы цивилизационный подход был характерен для западного либерализма и настойчиво критиковался советскими историками как реакционный. В 1990-е годы ситуация зеркально поменялась: либеральный универсализм породил идею конца истории, а в Россию в обход социальной науки, напротив, вернули Николая Данилевского и Освальда Шпенглера.
Изначально культуры и цивилизации равноправны и каждая имеет свою историческую интенцию и логику развития. Однако из-за неоправданной политико-экономической зависимости развитие одних культур тормозится за счёт ускорения развития других. Потенциал разных культур сталкивается с унифицирующим влиянием глобальной модели, созданной в интересах англо-американской культуры. Но этот однополярный миропорядок в ближайшее время сойдёт с исторической сцены.
В подобной ситуации цивилизационный, он же культурно-типологический подход требует учёта роли факторов, которые тормозят развитие обществ, ставят под вопрос историческую субъектность народов. Этот подход особенно эффективен в сочетании с методами мир-системного анализа, исследующими формы экономической и политической зависимости в эпоху модерна, то есть протестантского капитализма. Верно и обратное: мир-системный взгляд выглядит более основательным, когда учитывает культурспецифичность экономических и политических институтов, культурно-исторические основания национальных и государственных субъектов.
Эти соображения говорят об оптимальном характере синтетического, культур-системного подхода и важности развития его методологии. Культур-системный подход, с одной стороны, соответствует методологическим требованиям современной науки, а с другой – согласуется с культурно-исторической логикой, в частности с концепцией н. Я. Данилевского, который подчёркивал: «Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью»5.
Когда все цивилизации воспринимаются как уникальные, вступает в силу принцип «культурно-ценностного плюрализма», о котором писал, например, Дж. Грей в книге «Поминки по Просвещению», оспаривая универсалистские претензии современного неолиберализма. И напротив, в случае отрицании тезиса об уникальности культур мы сразу попадаем в ситуацию, где тот или иной исторический субъект присваивает себе право на метапозицию по отношению к другим, право говорить от имени «единых» стандартов. Такого рода подходы выливаются в итоге в доктрину глобального доминирования, наследующую колониальной политике и привязанную к тому или иному сегменту мультирасистского идеологического спектра.
Коллективное сознание Запада всегда включало в себя фанатичную зависимость от идеи покорения Востока и одновременно страх перед ним. Обе эти черты отчётливо манифеструются на уровне фразеологии, порождая такие идиомы, как «ось зла», «орда», «тьма с Востока» и т. п. Эту фобию можно назвать одним из важнейших архетипов западной культуры, которому подчинена в том числе и культура массовая: его легко проследить и в продукции Голливуда и во вневременном эпосе Р. Толкиена. Западное мировоззрение включает в себя яркую фигуру «восточного Варвара» как значимого Другого.
Существенно, что многочисленные «походы на Восток» западных варваров представляют собой исторический факт, в то время как нашествия «восточного Варвара» со времён Арабского Халифата и золотой Орды не повторяются и остаются в области западных коллективных фантазмов. Иначе говоря, уничтожение восточной исторической субъектности, в настоящее время прежде всего русской, а также, например, сербской, – это условие поддержания западной культурой своей самотождественности. Направленность этой культуры не может быть изменена или скорректирована с помощью политических альянсов, культурных проектов, «взаимовыгодного сотрудничества» и т. п. Она может быть лишь принудительно изменена внешними обстоятельствами – влиянием экономического кризиса, а также реализацией пострадавшими странами и народами своего права на самозащиту и возмещение понесённых потерь в периоды колониализма, нацизма и неонацизма.
Сегодня, на фоне углубления кризиса колониальной системы запада, становится всё более актуальной тема покаяния за колониализм – в частности, потому, что становление режимов, связанных с либеральным капитализмом, европейским патронатом, нацистскими и расистскими доктринами, сопровождалось этническими чистками и геноцидом. Существуют важные и недостаточно исследованные в современной историографии темы, такие как история Опиумных войн в Китае (антибританские восстания из-за насаждавшейся империей опиумной торговли), геноцид православных русин в Австро-Венгрии, возрождение рабства и использование рабского труда «остов» (выходцев с восточных территорий) в нацистской Германии, а также англо-германская идеологическая преемственность.
Разрушение англо-американской гегемонии и мульти-расистской идеологии представляется неизбежным. за этим должно последовать болезненное, но необходимое покаяние западного общества, а также признание и закрепление за народами, подвергшимися колонизации и геноциду, статуса народов-жертв.
В этом смысле нынешний мировой кризис вселяет определённые надежды. Ведь само слово «кризис» по-гречески означает «суд», и сейчас западное общество подошло именно к этой исторической точке. Возможно, кризис поможет осознать необходимость покаяния, без которого не может начаться выздоровление.
2023 год
