Либерально-капиталистическая система нередко преподносится как «золотой стандарт» всемирного общественно-исторического развития. Макс Вебер, сформулировав концепт «протестантской этики и духа капитализма», подтвердил тем самым вполне конкретную культурную принадлежность «общечеловеческих институтов».
Иными словами, якобы общечеловеческая либеральная модель представляет собой лишь радикальную форму секуляризированной протестантской культуры. Поэтому в современном мире растёт понимание того, что он имеет дело отнюдь не с общечеловеческими ценностями как таковыми, а с их идеологической протестантско-фундаменталистской трактовкой. так, например, «невидимая рука рынка» в современном коллективном сознании является субститутом провиденциализма, инвестиции – субститутом благодати, экономический успех – аналог протестантской избранности ко спасению (ключевой элемент кальвинистской доктрины «двойного предопределения»). Протестантская культура на протяжении веков стремилась выступать в роли носителя «общечеловеческих» дефиниций, монополизировать своё толкование человеческой истории и вывести из него общеобязательные социальные нормы – «демократические стандарты», «фундаментальные права и свободы» и т. п.
Таким образом, исторические корни европейского комплекса цивилизационного превосходства уходят в религиозную сферу.
Одна из форм этого комплекса связана с кальвинизмом и учением о «двойном предопределении» (Ж. Кальвин, К. Барт, Р. Нибур и др.). Смысл учения заключается в том, что одни люди изначально избраны ко спасению, а другие – к осуждению и падению1: «Предопределением мы называем предвечный замысел Бога, в котором Он определил, как Он желает поступить с каждым человеком. Бог не создаёт всех людей в одинаковом состоянии, но предназначает одних к вечной жизни, а других к вечному проклятию. В зависимости от цели, для которой создан человек, мы говорим, предназначен ли он к смерти или к жизни»2. Вполне очевидно, что это – религиозный прототип более поздних теорий национального, культурного и социального неравенства.
Другая форма европейского комплекса исключительности возникла в XVII веке в среде английских пуритан3 и является синтезом собственно протестантского религиозного и английского национального шовинизма.
Так складывался протестантский фундаментализм, который в начале колониалистской эпохи получил и социальное и социально-экономическое измерение.
Это измерение возникало по мере того как в рамках протестантской культуры сформировался идеал так называемой мирской аскезы. На первом этапе, по мере общей секуляризации общества, он превратился в прагматический идеал «экономии усилий» (service ideal). Спустя довольно короткое время этот идеал стал восприниматься западными элитами в самом комфортном и «незатратном» смысле – как переложение этих самых «усилий» на представителей «нецивилизованной» части человечества (варваров). Можно назвать этот концепт принудительной аскезой. С точки зрения нагруженной богословскими тезисами идеологии того времени, служение Богу «непросвещённых», «нецивилизованных» народов, равно как и социальных низов, заключалось как раз в освобождении белой части человечества, то есть «нового» избранного народа, – от жизненных тягот.
Таким образом, либерал-расистская концепция общества, следуя идее «экономии усилий», с самого начала допускала возможность в рамках своей «философии свободы» переложить на кого-то бремя не-свободы и бесправия – то есть включить в свой проект сакральную жертву, которую позволительно использовать как историческую плату за социальный прогресс «лучшей» части человечества.
Таков колониалистский идеал, впоследствии в условиях англо-протестантского доминирования ставший важнейшим культурным кодом Европы – порабощение нецивилизованных ради развития цивилизации.
Право на порабощение со времени классического колониализма обосновывается как некий обмен: возможность развития и плата за неё. В связи с этим возникает парадоксальный образ всемирного «университета свободы», платой за обучение в котором является свобода реальная, свобода «здесь и сейчас». так формируется главный принцип либерализма: угнетение ради свободы (ср. «принуждение к миру», «гуманитарные бомбардировки» и другие аналогичные идиомы нашего времени) – который можно сравнить со знаменитым парадоксом Джорджа Оруэлла из романа «1984»: «Война – это мир, свобода – это рабство, незнание – сила».
Для утверждения и защиты этого двойного стандарта, или, как называют его философы, легитимированного парадокса, используются аксиомы о якобы неизбежности существующего порядка, о неготовности некоего субъекта получить полноправный статус, о необходимости неравенства в рамках «позитивной дискриминации» и т. п.
Но главным оправдательным мотивом всегда являлся и является мотив предотвращения некой угрозы миропорядку, исходящей от исторической сакральной жертвы: от населения СССР, Югославии, Новороссии, мусульман, христиан-традиционалистов, «популистов», сторонников «незрелой» демократии и проч. – иначе говоря, от «неправильной» части человечества.
Градация людей и их свобод позволяет либеральным элитам извлекать цивилизационную ренту – плату за развитие, за «политический мастер-класс» и тому подобные эфемерные компетенции. Эта технология требует инфантилизации зависимых субъектов, например возложения на них груза исторической вины за какие-то события прошлого. Ощущение коллективной вины создаёт серьёзное препятствие для генерирования собственных экзистенциальных смыслов и понимания своей исторической роли.
Изменение модели развития современного мира, деглобализация и переход к многополярности неизбежно приведут к падению гегемонии протестантского культурного фундаментализма и к кардинальной перестройке всех связанных с ним социально-политических институтов.
2023 год
