Режим 1930-х годов в Германии – законный ребёнок европейского либерального капитализма. Этот очевидный факт всегда вызывал когнитивный диссонанс в самосознании европейского обывателя, потому начиная с 1940-х годов данная тема подвергалась вытеснению из общественного сознания.
К сожалению, это вытеснение имело место не только в Западной Европе и США, но и в СССР. В Советской России регулярно озвучивался нарратив о победе над Гитлером «антифашистской коалиции», состоящей из СССР и «демократических стран» (США, Великобритания, Франция). А на западе в то же самое время (и эта синхронность примечательна) постоянно звучал совсем другой нарратив – о «противостоянии демократического запада двум видам тоталитаризма».
Лишь сегодня, в условиях глубочайшего кризиса протестантского капитализма, начинается медленное осознание того, что либерализм не просто склонен к фашизации, но и является респектабельной формой расистско-нацистского, социал-дарвинистского мировоззрения.
В 2010-х годах некоторые критически настроенные интеллектуалы принялись очень медленно и нехотя обращаться к данной теме. Лишь спустя немалое время после этого в независимой, или, как иногда говорят, в «неосёдланной», новой левой мысли устоялось определение возрождённого нацизма как негативной легитимации неолиберальной гегемонии. Но тема вскрытия нацистско-расистских оснований либерализма пока ещё не спустилась на средние и нижние этажи общественного сознания, не стала доступна обывателю, не перешла в разряд массовых убеждений и коллективных мемов, да и её легитимизация в академической сфере до сих пор буксует, выводится за рамки допустимого дискурса идеологическими технологами и влиятельными представителями социальной науки Запада.
Тем не менее объективная социально-политическая реальность постоянно напоминает о том, что человечество переживает период саморазрушения протестантского либерального капитализма, в ходе которого либерализм открыто самоотождествляется с новыми формами нацизма. Это момент окончательного срывания масок.
Ещё несколько лет назад российский публицист Дмитрий Бабич писал: «Сегодня нацизм часто обходится без свастик и без прославляющих Гитлера салютов: современный украинский нацизм бывает прилизан и начитан, он любит щегольнуть цитатой из Черчилля, Гавела и даже Варлама Шаламова, в кармане у него часто имеется диплом европейского вуза с приглашениями на кучу конференций – варшавских, лондонских, берлинских. Этот нацизм бывает... интеллигентен и либерален. ...современных украинских нацистов привели к власти западные и отечественные либералы»1 .
В 2022–2023 годах на знамя либерал-нацизма вернулись и свастики и прославление Гитлера и гитлеровцев. Стало совершенно очевидным объективное мировоззренческое и политическое тождество либеральной и нацистской идеологий. Либеральные группы оказывали всемерную поддержку Киеву в войне с Россией и русскими, фактически воевали на стороне открытого нацизма. так волей истории состоялось то, что называется в науке «решающим экспериментом». Он стал новой точкой разделения в современной идеологии. Многолетняя иллюзия окончательно развеялась.
Некоторой частью российского общества этот факт до сих пор воспринимается как некое откровение. Но никакого откровения здесь нет. Либерал-расистский комплекс идей проходит через несколько веков европейской истории. Можно уверенно констатировать наличие фундаментальной общности между нацизмом, расизмом и либеральной демократией, составляющими, как показало начало нынешнего столетия, единый ценностно-антропологический кластер.
Базовая аксиология (ценностная система) нацизма, расизма и либерализма включает в себя принцип разделённого мира и градации «человеческого материала». Поэтому в ходе своего развития на одном этапе либерализм может превозносить индивида в ущерб другим индивидам (классический либерализм), на другом – превозносить одну нацию в ущерб другим (принимая в этом случае форму нацизма), на третьем – противопоставлять «цивилизованные общества» «недочеловекам с тоталитарным сознанием» (культур-расизм), как это было с сербами и жителями Донбасса, на четвёртом – противопоставлять «гражданское общество» «негражданскому» (социал-расизм). Всё это разные формы и варианты одного и того же идеологического дискурса.
В действительности, как уже отмечалось, в реальной, а не вымышленной исторической практике либерал-расизм определяется римской идеей противостояния «цивилизации» и «варварства», то есть мифологией превосходства. Но если у древних римлян субъектность варваров была величиной постоянной – всем было ясно, кто такие варвары, где они живут и откуда могут прийти, – то в рамках современных либеральных доктрин (например, атлантистской политической доктрины США и их союзников) кандидаты на роль варваров определяются назначающим жестом, в зависимости от сиюминутных политических интересов правящих элит. Например, в 1997 году это были сербы, после 11 сентября 2001 года – Ирак, Ливия, Сирия, в 2014 году – Россия и этнические русские.
«Варвары» с точки зрения либерал-нацизма имеют двойной статус. Это люди, неполноценные с точки зрения идеологии и лишние люди с точки зрения прагматики и целеполагания. Следовательно, их надо маргинализировать, девальвировать их ценности и в конечном счёте уничтожить. Важное обстоятельство заключается в том, что нацизму и либерализму, в отличие, например, от коммунизма, человеческая личность с её взглядами и особенностями не нужна даже как объект подчинения – им нужно, чтобы её не было, чтобы после неё осталась terra nullius – ничья земля. «Лишняя» личность заселяет лакомую территорию и вместе с тем является звеном в пищевой цепочке, материальным ресурсом.
Вот яркий пример. 2014 год, деоккупация Крыма ещё не произошла2 , полуостров пока во власти киевского режима. Телеобозреватель крымского «нового канала» Олег Крючков вспоминает: «Мы снимаем митинг возле Верховного Совета, я пишу текст: ”Крымские татары переиграли русских тактически и пришли на два часа раньше”. Отправляю в Киев. Приходит правка: ”Крымские татары переиграли пророссийски настроенных украинцев”. Я говорю, мол, подождите, люди шли на митинг с плакатами на русском языке – они чётко позиционировали себя как русские. Главный редактор Максим Дыбенко мне отвечает, что на Украине не существует русских – русские живут в России. А на Украине есть только пророссийски настроенные украинцы. В России, говорю ему, живёт больше 200 национальностей, и всё это россияне. Мне ещё раз было сказано, что в Украине русских быть не может. На что я спросил, мол, если я по национальности русский, а не пророссийски настроенный украинец, живущий в Крыму, то у меня нет национальности? Мне заявили: значит, нет. Интересно, говорю, почему же тогда, в отличие от русских, крымские татары могут быть на Украине? В ответ было сказано, что крымские татары – это идиома. Интересно, знают ли крымские татары, что их на Украине считают идиомой?»3
Русские в Крыму, как и в целом на Украине, оказались «лишними» людьми. В какой-то момент это было заявлено прямым текстом и подтверждено репрессиями.
«Лишний» человек в нацизме и либерал-расизме – это всегда неполноценный, инфернальный субъект, недочеловек (der Untermensch), например враг немецкой нации, враг демократии и прогресса, враг европейских ценностей. Именно в связи с этим на него не распространяются критерии добра и зла, ведь он якобы угрожает самим этим критериям и их носителям. Поэтому на «лишних людей», в целях их устранения, не распространяются привычные моральные нормы. Причём этот акт оформляется как исключение из правила, которое якобы должно не отменить, а лишь укрепить общественную мораль в целом.
Но для того, чтобы в порядке исключения, локально и ситуативно, отменить моральные нормы, своего оппонента необходимо расчеловечить в глазах общества. Поэтому либерал-нацизм всегда прибегает к этому методу. Например, на Украине роль «унтерменшей» играют этнические русские, которых сравнивают с насекомыми («колорадами») и в прямом эфире требуют уменьшить их «поголовье».
В 2014 году на украинском интернет-канале hromadske.tv прозвучало предложение украинского журналиста Богдана Буткевича4 : убить 1,5 млн «неправильных» жителей Донбасса. «неправильные» – значит, лишние. Позднее украинский премьер Арсений Яценюк открыто называл жителей Донецка и Луганска «недолюдьми», а персоны менее публичные были ещё откровеннее, называя сгоревшую в одесском Доме профсоюзов сторонницу антимайдана «жареной самкой колорада».
Депутат Верховной рады Украины, член парламента, государственное лицо Иван Стойко на заседании парламента заявил, что его страна ведёт войну с «монголоидной расой». так говорит. Вот как начиналась расовая война. В июне 2014-го в Сеть было выложено видео, снятое одним из жителей Луганска после авианалёта. На кадрах запечатлена смерть пожилой женщины – явно не в том возрасте, чтобы считать её активным членом ополчения. Несколько мгновений она ещё шевелится, ещё пытается говорить. Но камера идёт в сторону, и мы понимаем, что ниже пояса от неё ничего не осталось. Комментарии украинских юзеров под этим видео шокируют: «Шашлык из колорада, отлично»; «Самка колорада сдохла, день не прошёл зря!»; «Вот с такими новостями приятно засыпать! Всем спокойной ночи, слава Украине!»5
Идею зачистки восточных территорий от «недолюдей» киевский «рейх» перенял у германского «рейха» ещё в период Второй мировой войны, и теперь она получила второе рождение.
В германском варианте нацизма мы легко найдём идею изменения этнического состава «восточных территорий», которые, по мнению геббельсовских пропагандистов, заселены преимущественно людьми с «азиатским сознанием». Эта идея вылилась в геноцид евреев и восточных славян, в особенности русских (см. гл. о «восточном вопросе» в «Mein Kempf» и брошюру «Der Untermensch» («недочеловек»)6 .
Аналогичные процессы происходили и в Югославии. Во втором номере «Журнала Московской Патриархии» за 1949 год был опубликован отзыв на книгу профессора Белградского университета Виктора Новака «Полвека католицизма в Хорватии». Выдержки из неё дают представление о сути проблемы: «...После оккупации Югославии и основания ”независимой Хорватской Державы” клирофашисты, поддерживаемые папой, Гитлером и Муссолини, решили, что пришёл их час, и стали превращать Хорватию в ”Civitas Dei”, а на самом деле в царство великого инквизитора, в папскую вотчину, в которой нет места православным... Клирофашисты, объединившись с организациями усташей и крижаров и руководимые католическими митрополитами загребским Степинацем и Сараевским Шаричем, приступили к самому варварскому искоренению православных сербов. Около полумиллиона их было невероятно жестоким образом перебито, до 300 тысяч было насилиями и угрозами обращено в католичество, сотни тысяч ограблены и изгнаны в Сербию, а оставшиеся должны были носить на руке голубую ленту с буквой ”П”, то есть ”Православный”, или делать на окнах своих жилищ надпись: ”Грековосточный” – и быть на положении бесправных рабов, которых всякий мог безнаказанно убить или ограбить. С особенной яростью обрушились клирофашисты на православные храмы и православное духовенство. Для разрушения православных храмов было организовано специальное учреждение: ”Уред за рушенье православных цркава”. Почти все православные храмы были разрушены или сожжены, или обращены в католические. Например, на территории униатской Крижевацкой епархии все православные храмы и часовни были обращены в католические. Оставшиеся на территории Хорватии православные епископы и сотни священников были или убиты, или изгнаны в Сербию...»
Всем в Европе известна история жёлтых шестиконечных звёзд, которыми гитлеровцы помечали евреев. Такую звезду в знак солидарности с жертвами когда-то, по преданию, надел на себя король Дании. Но мало кто знает, что означает упомянутая голубая лента с буквой «П», надетая на рукав, – потому что диспетчерам либерального миропорядка крайне нежелательно, чтобы об этом знали.
Приведённые примеры иллюстрируют ключевой принцип нацизма и расизма, основанный на логике градации «человеческого материала»: есть люди и есть недолюди7 . Причём нацизм предполагает преемственность своих идей в рамках общей культурной матрицы западного мира эпохи модерна. В настоящее время концепт «неполноценности» обычно оформляется как цивилизационный, как противопоставление «тоталитарным субъектом» самого себя «ценностям общечеловеческой цивилизации» и «ходу истории». Именно так звучали заявления Барака Обамы о том, что Россия находится на «неправильной стороне истории». точно знать, где «правильная сторона истории», – почётная прерогатива Das Herrenvolk – «расы господ».
Другой принцип либерал-расистской идеологии, очищенной от псевдодемократических декораций, – это социал-дарвинизм, то есть поддержка законов естественного отбора, характерных для животного мира, в человеческом обществе. Эта мальтузианская и ницшеанская позиция породила принцип тотальной конкуренции, имеющий в доктринах либерализма межиндивидуальный формат, который нацисты перенесли на межэтнический уровень, что сместило фокус рассмотрения, но не изменило суть мировоззрения.
Такова либерал-расистская аксиология. Наряду с единой аксиологией легко реконструируется и единая антропология либерализма, нацизма и расизма. На фоне декларативной значимости «частной личности» культивируется техногенный взгляд на человека и культуру. Этот взгляд ведёт к обесцениванию подлинной человеческой личности, как на индивидуальном уровне, так и на микро- и на макросоциальном уровнях. Происходит редукция реальной личности к условно-абстрактному «индивиду», что стало особенно отчётливо видно в цифровую эпоху.
Но расистские установки нуждаются в легитимации и требуют правдоподобного и внешне пристойного теоретического обоснования. Поэтому нацистско-расистское ядро либертианских концепций получает концептуальный «защитный пояс» в виде либеральных и леволиберальных идей и установок. Развитая «философия свободы», концепция «естественного права» и т. п. – всё это теоретический камуфляж, выполняющий функцию рационализации в системе основополагающего мифа либерал-нацизма – мифа о естественном происхождении неравенства, будь оно социальным, культурно-цивилизационным или этническим: все эти формы легко конвертируются друг в друга как в поле активной пропаганды, так и в реальной политике.
Важным элементом концептуального защитного пояса расизма является секулярно-протестантская трактовка категории свободы, в частности – центрального для либерализма концепта «фундаментальных прав и свобод», чьи теоретические основания, если присмотреться к ним внимательно и без квазирелигиозного пиетета, являются очень слабыми.
С точки зрения французского философа Алена де Бенуа, дискурс прав человека столь же широко распространён, сколь и непрозрачен в своих основаниях. Фактически он подменяет собой и нравственные нормы, и писаные законы, да ещё и становится неким подобием учебной дисциплины, которая преподаётся в вузах, хотя и абсолютно лишена общезначимых научных оснований. Таким образом, либеральная концепция прав и свобод без малейших на то причин «начинает претендовать на статус научной теории»8 . И хотя научная верификация идеи «врождённых» прав и свобод просто невозможна, но и отказаться от привилегированной, гегемонистской позиции её сторонники не желают: в итоге эта идея приобретает квазирелигиозное звучание.
И это вполне закономерно. Либерализм по умолчанию оставляет за собой права на внутренние противоречия, на иммунитет против критики, право не «опускаться» до дискуссий – на том основании, что он якобы охватывает «всю полноту достижений человеческой мысли», «нормы человеческой цивилизации». Этот либеральный неогнозис во времена классического либерализма ещё был до некоторой степени ограничен влиянием христианской морали, но в ХХ–ХХI веках на фоне радикальной дехристианизации запада окончательно превратился в феномен секулярной религиозности.
Голоса против религиезации либеральной философии права, конечно, раздавались, в том числе на достаточно высоком уровне, но были заглушены либеральным истеблишментом. Исторические и юридические предпосылки для пересмотра идеи фундаментальных свобод были показательно проигнорированы официозом.
Так, ещё в 1948 году в ходе принятия «Всеобщей Декларации прав человека» Генеральной Ассамблеей ООН в процессе обсуждения документа произошёл раскол. Группа учёных Американской антропологической ассоциации во главе с Мелвиллом Херсковицем выступила с особым Меморандумом, в котором отвергался глобалистский вариант концепции прав человека. Утверждалась культурная специфичность категорий свободы и права в разных культурах и звучало требование ввести в Декларацию принцип множественности вместо несуществующих единых «общемировых стандартов». Разумеется, миссия группы Херсковица была предана забвению.
Либерал-расистский проект есть проект «глобального мира», его экспансионизм вытекает из самой природы капитала, для которого перестать расширяться означает перестать существовать. Но экспансионистские цели требуют внешней легитимации. Потребность в легитимации насилия ведёт к конструированию вспомогательной доктрины абсолютного зла. Отсюда появляются, с одной стороны, такие понятия, как «ось зла», «империя зла» и т. п., а с другой – внутренне противоречивые формулировки: «гуманитарные бомбардировки», «принуждение к миру», «позитивная дискриминация» и т. п.
Стремление «отмежевать ”доброкачественный” либерализм от его злокачественных последствий наталкивается не только на исторические, но и на морально-этические контраргументы. Ведь у любого критически мыслящего человека возникает вопрос: почему ”свободная конкуренция” (то есть борьба за выживание) допустима внутри либерального консенсуса, но такая же свободная конкуренция между нациями, классами или социальными системами дурна и непозволительна? В чём принципиальная разница?»9
В силу этого глубинного противоречия либерал-расистской доктрины тема денацификации в либеральном обществе столь же симулятивна, как и многие другие «внешние», демонстративные институты и идеологемы, и не имеет подлинного социального содержания – точно так же, как, например, идея «свободного рынка» обнаруживает свою теоретическую ничтожность на фоне санкционной политики после начала Специальной военной операции и взрыва газопроводов «Северный поток» в 2023 году.
Популярный вопрос: «можно ли писать стихи после Освенцима» (Теодор Адорно) или так называемое богословие после Освенцима (Дитрих Бонхеффер) и тому подобные фигуры леволиберальной мысли использовались и используются, как показало начало 2020-х годов, отнюдь не в целях реальной денацификации. Их подлинное назначение связано с продвижением социал-конструктивистских идей, настаивающих на иллюзорном («воображаемом»10 ) характере государства, традиции, нации.
Пытаясь представить традиционные исторические общности как сконструированные «воображаемые сообщества», социальный конструктивизм нередко использует как точку отправления нацистскую идеологию. Но при этом совершается подмена тезиса: к идее национально-расового превосходства сознательно присоединяется весь спектр идей, связанных с национальным самоопределением и национальной независимостью11 . Под видом отрицания нацизма девальвируются концепты нации и народа в надежде представить их механическими элементами в составе глобалистской мозаики.
Одновременно с этим в новых неоколониалистских проектах в целях свержения на Ближнем Востоке так называемых светских диктаторов (на самом деле умеренно авторитарных лидеров, типичных для этого региона) либерал-расизм использует самые радикальные фундаменталистские силы. Например, за американские интересы против Башара Асада в Сирии воевала «Аль-Каида», а на Украине геноцид этнических русских проводят последователи бандеровцев и УНА-УНСО, в связи с чем напрашивается вывод о глубоком идеологическом родстве исламского фундаментализма и либерал-расизма, являющегося социальным продуктом западного протестантского фундаментализма.
Вопрос о проявлениях языческого сознания также имеет существенное значение для характеристики идеологии либерал-расизма. Классическое язычество, как и языческий этнофутуризм, – это элемент культуры, законсервированный и встроенный в систему техногенного модерна и постмодерна. техногенная культура позднего либерализма порождает собственные формы неоязычества, прежде всего это товарный фетишизм, технокульты, цифровое сознание и в целом гетеродоксия – фрагментарное, «множественное» сознание постмодерна, являющееся современным когнитивно-психологическим аналогом древнего политеизма. Ярким проявлением современного неоязычества является ассимиляция христианского сознания под потребности глобального рынка и секулярной гетеродоксии. Иначе говоря, расистский комплекс идей есть радикальная и открытая форма либерализма, уже не прикрывающегося правовыми институтами и доводящего свой общий с либерализмом «принцип тотальной конкуренции» до логического конца. Это хорошо заметно, если рассматривать либеральный дискурс в целом, а не выделять из него правозащитную тематику. такой целостный, системный подход является сегодня самым продуктивным для анализа нацистско-расистских основ классического и современного либерализма.
2023 год