БиографияКнигиСтатьиВидеоВконтактеTelegramYouTubeEnglish version

Общее идеологическое поле нацизма, расизма и либерализма: единство аксиологии и антропологии

Глава 5 из книги «Незавершён­ный нацизм»

Александр Щипков

Режим 1930-х годов в Германии – законный ребёнок евро­пейского либерального капитализма. Этот очевидный факт всегда вызывал когнитивный диссонанс в самосознании европейского обывателя, потому начиная с 1940-х годов данная тема подвергалась вытеснению из общественного сознания.

К сожалению, это вытеснение имело место не только в Западной Европе и США, но и в СССР. В Советской России регулярно озвучивался нарратив о победе над Гитлером «антифашистской коалиции», состоящей из СССР и «де­мократических стран» (США, Великобритания, Франция). А на западе в то же самое время (и эта синхронность при­мечательна) постоянно звучал совсем другой нарратив – о «противостоянии демократического запада двум видам тоталитаризма».

Лишь сегодня, в условиях глубочайшего кризиса про­тестантского капитализма, начинается медленное осозна­ние того, что либерализм не просто склонен к фашизации, но и является респектабельной формой расистско-нацистского, социал-дарвинистского мировоззрения.

В 2010-х годах некоторые критически настроенные ин­теллектуалы принялись очень медленно и нехотя обращать­ся к данной теме. Лишь спустя немалое время после этого в независимой, или, как иногда говорят, в «неосёдланной», новой левой мысли устоялось определение возрождённо­го нацизма как негативной легитимации неолибераль­ной гегемонии. Но тема вскрытия нацистско-расистских оснований либерализма пока ещё не спустилась на средние и нижние этажи общественного сознания, не стала доступ­на обывателю, не перешла в разряд массовых убеждений и коллективных мемов, да и её легитимизация в академиче­ской сфере до сих пор буксует, выводится за рамки допусти­мого дискурса идеологическими технологами и влиятель­ными представителями социальной науки Запада.

Тем не менее объективная социально-политическая реальность постоянно напоминает о том, что человече­ство переживает период саморазрушения протестантско­го либерального капитализма, в ходе которого либерализм открыто самоотождествляется с новыми формами нациз­ма. Это момент окончательного срывания масок.

Ещё несколько лет назад российский публицист Дмит­рий Бабич писал: «Сегодня нацизм часто обходится без сва­стик и без прославляющих Гитлера салютов: современный украинский нацизм бывает прилизан и начитан, он лю­бит щегольнуть цитатой из Черчилля, Гавела и даже Варлама Шаламова, в кармане у него часто имеется диплом европейского вуза с приглашениями на кучу конферен­ций – варшавских, лондонских, берлинских. Этот нацизм бывает... интеллигентен и либерален. ...современных укра­инских нацистов привели к власти западные и отечествен­ные либералы»1.

В 2022–2023 годах на знамя либерал-нацизма вер­нулись и свастики и прославление Гитлера и гитлеров­цев. Стало совершенно очевидным объективное миро­воззренческое  и  политическое  тождество  либеральной и нацистской идеологий. Либеральные группы оказывали всемерную поддержку Киеву в войне с Россией и русски­ми, фактически воевали на стороне открытого нацизма. так волей истории состоялось то, что называется в науке «решающим экспериментом». Он стал новой точкой раз­деления в современной идеологии. Многолетняя иллюзия окончательно развеялась.

Некоторой частью российского общества этот факт до сих пор воспринимается как некое откровение. Но ника­кого откровения здесь нет. Либерал-расистский комплекс идей проходит через несколько веков европейской исто­рии. Можно уверенно констатировать наличие фундамен­тальной общности между нацизмом, расизмом и либераль­ной демократией, составляющими, как показало начало нынешнего столетия, единый ценностно-антропологический кластер.

Базовая аксиология (ценностная система) нацизма, ра­сизма и либерализма включает в себя принцип разделённо­го мира и градации «человеческого материала». Поэтому в ходе своего развития на одном этапе либерализм может превозносить индивида в ущерб другим индивидам (клас­сический либерализм), на другом – превозносить одну на­цию в ущерб другим (принимая в этом случае форму нациз­ма), на третьем – противопоставлять «цивилизованные общества» «недочеловекам с тоталитарным сознанием» (культур-расизм), как это было с сербами и жителями Дон­басса, на четвёртом – противопоставлять «гражданское общество» «негражданскому» (социал-расизм). Всё это разные формы и варианты одного и того же идеологическо­го дискурса.

В действительности, как уже отмечалось, в реальной, а не вымышленной исторической практике либерал-расизм определяется римской идеей противостояния «цивилиза­ции» и «варварства», то есть мифологией превосходства. Но если у древних римлян субъектность варваров была ве­личиной постоянной – всем было ясно, кто такие варвары, где они живут и откуда могут прийти, – то в рамках совре­менных либеральных доктрин (например, атлантистской политической доктрины США и их союзников) кандидаты на роль варваров определяются назначающим жестом, в за­висимости от сиюминутных политических интересов пра­вящих элит. Например, в 1997 году это были сербы, после 11 сентября 2001 года – Ирак, Ливия, Сирия, в 2014 году – Россия и этнические русские.

«Варвары» с точки зрения либерал-нацизма имеют двойной статус. Это люди, неполноценные с точки зрения идеологии и лишние люди с точки зрения прагматики и целеполагания. Следовательно, их надо маргинализировать, девальвировать их ценности и в конечном счёте уничто­жить. Важное обстоятельство заключается в том, что на­цизму и либерализму, в отличие, например, от коммуниз­ма, человеческая личность с её взглядами и особенностями не нужна даже как объект подчинения – им нужно, чтобы её не было, чтобы после неё осталась terra nullius – ничья земля. «Лишняя» личность заселяет лакомую территорию и вместе с тем является звеном в пищевой цепочке, мате­риальным ресурсом.

Вот яркий пример. 2014 год, деоккупация Крыма ещё не произошла2, полуостров пока во власти киевского режима. Телеобозреватель крымского «нового канала» Олег Крючков вспоминает: «Мы снимаем митинг возле Верхов­ного Совета, я пишу текст: ”Крымские татары переигра­ли русских тактически и пришли на два часа раньше”. Отправляю в Киев. Приходит правка: ”Крымские татары переиграли пророссийски настроенных украинцев”. Я го­ворю, мол, подождите, люди шли на митинг с плаката­ми на русском языке – они чётко позиционировали себя как русские. Главный редактор Максим Дыбенко мне от­вечает, что на Украине не существует русских – русские живут в России. А на Украине есть только пророссийски настроенные украинцы. В России, говорю ему, живёт больше 200 национальностей, и всё это россияне. Мне ещё раз было сказано, что в Украине русских быть не мо­жет. На что я спросил, мол, если я по национальности русский, а не пророссийски настроенный украинец, живущий в Крыму, то у меня нет национальности? Мне заявили: значит, нет. Интересно, говорю, почему же тогда, в отличие от русских, крымские татары могут быть на Укра­ине? В ответ было сказано, что крымские татары – это идиома. Интересно, знают ли крымские татары, что их на Украине считают идиомой?»3

Русские в Крыму, как и в целом на Украине, оказались «лишними» людьми. В какой-то момент это было заявлено прямым текстом и подтверждено репрессиями.

«Лишний» человек в нацизме и либерал-расизме – это всегда неполноценный, инфернальный субъект, не­дочеловек (der Untermensch), например враг немецкой нации, враг демократии и прогресса, враг европейских ценностей. Именно в связи с этим на него не распростра­няются критерии добра и зла, ведь он якобы угрожает са­мим этим критериям и их носителям. Поэтому на «лиш­них людей», в целях их устранения, не распространяются привычные моральные нормы. Причём этот акт оформ­ляется как исключение из правила, которое якобы долж­но не отменить, а лишь укрепить общественную мораль в целом.

Но для того, чтобы в порядке исключения, локально и ситуативно, отменить моральные нормы, своего оппонен­та необходимо расчеловечить в глазах общества. Поэтому либерал-нацизм всегда прибегает к этому методу. Напри­мер, на Украине роль «унтерменшей» играют этнические русские, которых сравнивают с насекомыми («колорадами») и в прямом эфире требуют уменьшить их «поголовье».

В 2014 году на украинском интернет-канале hromadske.tv прозвучало предложение украинского журналиста Бо­гдана Буткевича4: убить 1,5 млн «неправильных» жителей Донбасса. «неправильные» – значит, лишние. Позднее украинский премьер Арсений Яценюк открыто называл жителей Донецка и Луганска «недолюдьми», а персоны ме­нее публичные были ещё откровеннее, называя сгоревшую в одесском Доме профсоюзов сторонницу антимайдана «жареной самкой колорада».

Депутат Верховной рады Украины, член парламента, государственное лицо Иван Стойко на заседании пар­ламента заявил, что его страна ведёт войну с «монго­лоидной расой». так говорит. Вот как начиналась расо­вая война. В июне 2014-го в Сеть было выложено видео, снятое одним из жителей Луганска после авианалёта. На кадрах запечатлена смерть пожилой женщины – явно не в том возрасте, чтобы считать её активным чле­ном ополчения. Несколько мгновений она ещё шевелит­ся, ещё пытается говорить. Но камера идёт в сторону, и мы понимаем, что ниже пояса от неё ничего не оста­лось. Комментарии украинских юзеров под этим видео шокируют: «Шашлык из колорада, отлично»; «Самка колорада сдохла, день не прошёл зря!»; «Вот с такими но­востями приятно засыпать! Всем спокойной ночи, слава Украине!»5

Идею зачистки восточных территорий от «недолюдей» киевский «рейх» перенял у германского «рейха» ещё в пе­риод Второй мировой войны, и теперь она получила вто­рое рождение.

В германском варианте нацизма мы легко найдём идею изменения этнического состава «восточных терри­торий», которые, по мнению геббельсовских пропаган­дистов, заселены преимущественно людьми с «азиатским сознанием». Эта идея вылилась в геноцид евреев и восточ­ных славян, в особенности русских (см. гл. о «восточном вопросе» в «Mein Kempf» и брошюру «Der Untermensch» («недочеловек»)6.

Аналогичные процессы происходили и в Югославии. Во втором номере «Журнала Московской Патриархии» за 1949 год был опубликован отзыв на книгу профессора Бел­градского университета Виктора Новака «Полвека католи­цизма в Хорватии». Выдержки из неё дают представление о сути проблемы: «...После оккупации Югославии и осно­вания ”независимой Хорватской Державы” клирофашисты, поддерживаемые папой, Гитлером и Муссолини, ре­шили, что пришёл их час, и стали превращать Хорватию в ”Civitas Dei”, а на самом деле в царство великого инкви­зитора, в папскую вотчину, в которой нет места православ­ным... Клирофашисты, объединившись с организациями усташей и крижаров и руководимые католическими мит­рополитами загребским Степинацем и Сараевским Шаричем, приступили к самому варварскому искоренению православных сербов. Около полумиллиона их было невероятно жестоким образом перебито, до 300 тысяч было на­силиями и угрозами обращено в католичество, сотни ты­сяч ограблены и изгнаны в Сербию, а оставшиеся должны были носить на руке голубую ленту с буквой ”П”, то есть ”Православный”, или делать на окнах своих жилищ над­пись: ”Грековосточный” – и быть на положении бесправ­ных рабов, которых всякий мог безнаказанно убить или ограбить. С особенной яростью обрушились клирофашисты на православные храмы и православное духовенство. Для разрушения православных храмов было организовано специальное учреждение: ”Уред за рушенье православных цркава”. Почти все православные храмы были разрушены или сожжены, или обращены в католические. Например, на территории униатской Крижевацкой епархии все право­славные храмы и часовни были обращены в католические. Оставшиеся на территории Хорватии православные епи­скопы и сотни священников были или убиты, или изгнаны в Сербию...»

Всем в Европе известна история жёлтых шестиконеч­ных звёзд, которыми гитлеровцы помечали евреев. Такую звезду в знак солидарности с жертвами когда-то, по преда­нию, надел на себя король Дании. Но мало кто знает, что означает упомянутая голубая лента с буквой «П», надетая на рукав, – потому что диспетчерам либерального миро­порядка крайне нежелательно, чтобы об этом знали.

Приведённые примеры иллюстрируют ключевой прин­цип нацизма и расизма, основанный на логике градации «человеческого материала»: есть люди и есть недолюди7. Причём нацизм предполагает преемственность своих идей в рамках общей культурной матрицы западного мира эпо­хи модерна. В настоящее время концепт «неполноценно­сти» обычно оформляется как цивилизационный, как про­тивопоставление «тоталитарным субъектом» самого себя «ценностям общечеловеческой цивилизации» и «ходу исто­рии». Именно так звучали заявления Барака Обамы о том, что Россия находится на «неправильной стороне истории». точно знать, где «правильная сторона истории», – почёт­ная прерогатива Das Herrenvolk – «расы господ».

Другой принцип либерал-расистской идеологии, очи­щенной от псевдодемократических декораций, – это со­циал-дарвинизм, то есть поддержка законов естественного отбора, характерных для животного мира, в человеческом обществе. Эта мальтузианская и ницшеанская позиция породила принцип тотальной конкуренции, имеющий в доктринах либерализма межиндивидуальный формат, ко­торый нацисты перенесли на межэтнический уровень, что сместило фокус рассмотрения, но не изменило суть мировоззрения.

Такова либерал-расистская аксиология. Наряду с еди­ной аксиологией легко реконструируется и единая антро­пология либерализма, нацизма и расизма. На фоне декла­ративной значимости «частной личности» культивируется техногенный взгляд на человека и культуру. Этот взгляд ведёт к обесцениванию подлинной человеческой лич­ности, как на индивидуальном уровне, так и на микро- и на макросоциальном уровнях. Происходит редукция ре­альной личности к условно-абстрактному «индивиду», что стало особенно отчётливо видно в цифровую эпоху.

Но расистские установки нуждаются в легитимации и требуют правдоподобного и внешне пристойного тео­ретического обоснования. Поэтому нацистско-расистское ядро либертианских концепций получает концептуаль­ный «защитный пояс» в виде либеральных и леволиберальных идей и установок. Развитая «философия сво­боды», концепция «естественного права» и т. п. – всё это теоретический камуфляж, выполняющий функцию рационализации в системе основополагающего мифа либерал-нацизма – мифа о естественном происхо­ждении неравенства, будь оно социальным, культурно-цивилизационным или этническим: все эти формы легко конвертируются друг в друга как в поле активной пропа­ганды, так и в реальной политике.

Важным элементом концептуального защитного поя­са расизма является секулярно-протестантская трактовка категории свободы, в частности – центрального для ли­берализма концепта «фундаментальных прав и свобод», чьи теоретические основания, если присмотреться к ним внимательно и без квазирелигиозного пиетета, являются очень слабыми.

С точки зрения французского философа Алена де Бенуа, дискурс прав человека столь же широко распро­странён, сколь и непрозрачен в своих основаниях. Фак­тически он подменяет собой и нравственные нормы, и писаные законы, да ещё и становится неким подобием учебной дисциплины, которая преподаётся в вузах, хотя и абсолютно лишена общезначимых научных оснований. Таким образом, либеральная концепция прав и свобод без малейших на то причин «начинает претендовать на статус научной теории»8. И хотя научная верификация идеи «вро­ждённых» прав и свобод просто невозможна, но и отка­заться от привилегированной, гегемонистской позиции её сторонники не желают: в итоге эта идея приобретает ква­зирелигиозное звучание.

И это вполне закономерно. Либерализм по умолчанию оставляет за собой права на внутренние противоречия, на иммунитет против критики, право не «опускаться» до дис­куссий – на том основании, что он якобы охватывает «всю полноту достижений человеческой мысли», «нормы чело­веческой цивилизации». Этот либеральный неогнозис во времена классического либерализма ещё был до некото­рой степени ограничен влиянием христианской морали, но в ХХ–ХХI веках на фоне радикальной дехристианизации запада окончательно превратился в феномен секулярной религиозности.

Голоса против религиезации либеральной философии права, конечно, раздавались, в том числе на достаточно высоком уровне, но были заглушены либеральным исте­блишментом. Исторические и юридические предпосылки для пересмотра идеи фундаментальных свобод были пока­зательно проигнорированы официозом.

Так, ещё в 1948 году в ходе принятия «Всеобщей Де­кларации прав человека» Генеральной Ассамблеей ООН в процессе обсуждения документа произошёл раскол. Груп­па учёных Американской антропологической ассоциации во главе с Мелвиллом Херсковицем выступила с особым Меморандумом, в котором отвергался глобалистский ва­риант концепции прав человека. Утверждалась культур­ная специфичность категорий свободы и права в разных культурах и звучало требование ввести в Декларацию принцип множественности вместо несуществующих еди­ных «общемировых стандартов». Разумеется, миссия груп­пы Херсковица была предана забвению.

Либерал-расистский проект есть проект «глобально­го мира», его экспансионизм вытекает из самой приро­ды капитала, для которого перестать расширяться озна­чает перестать существовать. Но экспансионистские цели требуют внешней легитимации. Потребность в легитима­ции насилия ведёт к конструированию вспомогательной доктрины абсолютного зла. Отсюда появляются, с одной стороны, такие понятия, как «ось зла», «империя зла» и т. п., а с другой – внутренне противоречивые формулировки: «гуманитарные бомбардировки», «принуждение к миру», «позитивная дискриминация» и т. п.

Стремление «отмежевать ”доброкачественный” либе­рализм от его злокачественных последствий наталкивает­ся не только на исторические, но и на морально-этические контраргументы. Ведь у любого критически мыслящего че­ловека возникает вопрос: почему ”свободная конкуренция” (то есть борьба за выживание) допустима внутри либераль­ного консенсуса, но такая же свободная конкуренция меж­ду нациями, классами или социальными системами дурна и непозволительна? В чём принципиальная разница?»9

В силу этого глубинного противоречия либерал-ра­систской доктрины тема денацификации в либеральном обществе столь же симулятивна, как и многие другие «внешние», демонстративные институты и идеологемы, и не имеет подлинного социального содержания – точ­но так же, как, например, идея «свободного рынка» об­наруживает свою теоретическую ничтожность на фоне санкционной политики после начала Специальной военной операции и взрыва газопроводов «Северный поток» в 2023 году.

Популярный вопрос: «можно ли писать стихи после Ос­венцима» (Теодор Адорно) или так называемое богословие после Освенцима (Дитрих Бонхеффер) и тому подобные фигуры леволиберальной мысли использовались и исполь­зуются, как показало начало 2020-х годов, отнюдь не в це­лях реальной денацификации. Их подлинное назначение связано с продвижением социал-конструктивистских идей, настаивающих на иллюзорном («воображаемом»10) харак­тере государства, традиции, нации.

Пытаясь представить традиционные исторические общ­ности как сконструированные «воображаемые сообщества», социальный конструктивизм нередко использует как точку отправления нацистскую идеологию. Но при этом совершается подмена тезиса: к идее национально-расового превосходства сознательно присоединяется весь спектр идей, связанных с национальным самоопределением и национальной независимостью11. Под видом отрицания нацизма девальвируются концепты нации и народа в надежде представить их механи­ческими элементами в составе глобалистской мозаики.

Одновременно с этим в новых неоколониалистских проектах в целях свержения на Ближнем Востоке так назы­ваемых светских диктаторов (на самом деле умеренно авто­ритарных лидеров, типичных для этого региона) либерал-ра­сизм использует самые радикальные фундаменталистские силы. Например, за американские интересы против Башара Асада в Сирии воевала «Аль-Каида», а на Украине геноцид этнических русских проводят последователи бандеровцев и УНА-УНСО, в связи с чем напрашивается вывод о глубоком идеологическом родстве исламского фундаментализма и либерал-расизма, являющегося социальным продуктом запад­ного протестантского фундаментализма.

Вопрос о проявлениях языческого сознания также име­ет существенное значение для характеристики идеологии либерал-расизма. Классическое язычество, как и языче­ский этнофутуризм, – это элемент культуры, законсерви­рованный и встроенный в систему техногенного модерна и постмодерна. техногенная культура позднего либерализ­ма порождает собственные формы неоязычества, прежде всего это товарный фетишизм, технокульты, цифровое со­знание и в целом гетеродоксия – фрагментарное, «множественное» сознание постмодерна, являющееся совре­менным когнитивно-психологическим аналогом древнего политеизма. Ярким проявлением современного неоязыче­ства является ассимиляция христианского сознания под по­требности глобального рынка и секулярной гетеродоксии. Иначе говоря, расистский комплекс идей есть ради­кальная и открытая форма либерализма, уже не прикры­вающегося правовыми институтами и доводящего свой общий с либерализмом «принцип тотальной конкурен­ции» до логического конца. Это хорошо заметно, если рассматривать либеральный дискурс в целом, а не выде­лять из него правозащитную тематику. такой целостный, системный подход является сегодня самым продуктивным для анализа нацистско-расистских основ классического и современного либерализма.

2023 год