Истоки и смысл современного неолиберализма

Аннотация

Ключевые слова

В современной политике мы часто сталкиваемся с мессианскими тезисами о "вызовах времени" и "пра­вильной и неправильной стороне истории". Этот не­олиберальный язык чем-то напоминает марксизм-ленинизм. Правда, вместо доктрины исторического материализма используется протестантский фунда­ментализм в его геополитической версии (в частности, диспенсоционализм, популярный среди американских элит).

И это кардинально отличает неолиберальную доктрину от коммунистической. Отличает ее и глобальное экономическое неравенство, основанное на мировом разделении труда. Неолиберальный мир поделен на зоны "золотого миллиарда" (центра) и его экономиче­ских колоний (периферии). При этом происходит по­стоянный вывоз капитала с окраин в центр. Например, так: товары дешево производятся в странах третьего мира, но продаются на дорогих рынках Запада, а при­былью с производителем не делятся.

Еще больше отличий неолиберализма от коммуниз­ма в области информации и пропаганды. Информаци­онный прессинг диспетчеров неолиберального миро­порядка грубее и безапелляционнее авторитарной коммунистической идеологии. Публицист Федор Лукьянов в связи с этим так характеризует инцидент с ма­лайзийским "Боингом", сбитом над Украиной в 2014 году: "К сожалению, международная информационная среда так устроена, что доказательств-то и не нужно. Посмотрите, доказательств нет, вопросов много, а мир в основном полагает, что самолет сбили повстанцы. Это уже практически аксиома. Версию об ответствен­ности Украины почти никто, кроме России, и не рассматривает. Цинично говоря: а зачем доказательства, если и так нормально? Надо учитывать, что медиа – это очень мощное оружие. Причем эта сфера, в которой западная гегемония по-прежнему сохраняется, хо­тя она слабеет в других областях – экономике, поли­тике" [1].

В распоряжении советских идеологов была пусть и классовая, но все же мораль. У современных либера­лов нет иной морали кроме архаичной идеи противо­стояния "цивилизации и варварства". Но если у древ­них римлян субъектность "варваров" была величиной постоянной – всем было ясно, кто такие варвары, где они живут и откуда могут прийти, – то в рамках полити­ческой доктрины США и их союзников кандидаты на роль варваров определяются назначающим жестом, в зависимости от сиюминутных политических интересов. Например, в 2014-м году это Россия и этнические русские на Украине. В 1997-м это были сербы. После 11.09.01 – Ирак, Ливия, Сирия.

По сути мы наблюдаем переход к формам неоколо­ниализма, которые были невозможны в период проти­востояния "двух систем". Именно с этим связаны кар­динальные отличия неолиберализма от коммунизма при их общей склонности к авторитарным методам.

До XX века идеология европейского колониализма оформлялась в сугубо романтических терминах и вы­ражениях вроде "бремени белого человека" или "не­обходимости цивилизовать дикарей". Этот лексикон устарел именно тогда, когда набрал силу марксизм. Под влиянием марксизма такие явления как мировое неравенство и мировая зависимость были впервые описаны на языке политэкономии. Во времена холод­ной войны как советская, так и американская пропа­ганда говорили о противостоянии двух социально-политических "систем", а не "двух культур" или "двух цивилизаций". Это не случайно. Само существование политической альтернативы, пусть даже призрачной (советской), вынуждало использовать более или ме­нее "приличный", сублимированный язык. Но после распада советского блока либеральный мейнстрим вновь возвращается к доктрине открытого, а не эконо­мически замаскированного колониализма.

И вот уже на повестке дня проблема "противостоя­ния цивилизаций", поставленная Самюэлем Хантинг-тоном. Этот терминологический поворот не был случайным. Он означал, что приличия наконец отброшены и концепция "глобального доминирования" делает шаг назад, во времена Британской Ост-Индской ком­пании. Только политическую риторику времен импе­рии, над которой никогда не заходит солнце, пришлось перевести на язык политических понятий XXI века. Эта стилистическая метаморфоза в политике стала одной из примет рубежа веков.

После вступления в силу нового языка можно было смело говорить об ужесточении и архаизации семан­тики либерального дискурса. Ведь отсюда уже полша­га до идей культурной исключительности и биологиче­ского превосходства. Мировое социальное неравенство вновь оправдывается культур-расистскими доктринами, и замена понятия "культурная неполно­ценность" на "несоответствие демократическим стан­дартам" вряд ли способна обмануть. Эвфемизмы -продукт языка, а не политической реальности. При этом новые политические реалии выстраивались вро­вень с новым языком. Для свержения светских "дикта­торов" на Ближнем Востоке (на самом деле умеренно авторитарных лидеров, вполне типичных для этого ре­гиона) были использованы самые дремучие, фунда­менталистские силы. Так, за американские интересы против Башара Асада в Сирии воевала прежде враждебная американскому политикуму "Аль-Каида", а на Украине была сделана ставка на этническую войну и геноцид этнических русских, которые проводят потом­ки бандеровцев и УНА-УНСО.

Сравнение методов информационной войны коммунизма и неолиберализма также не в пользу последнего. Информационная диктатура опаснее прежнего идеологического диктата, инфократия опаснее идеократии. Она полностью снимает с себя ответствен­ность за последствия своих действий и соответствие реальности. В отличие от коммунизма доктрина не­олиберализма может себе позволить быть внутренне противоречивой. Например, апелляция к "общечело­веческим ценностям" как единой парадигме логически противоречит тезису о "плюрализме". Но кого интере­сует логика, если речь идет о единственно верном учении, овладеть которым можно в крайне сжатые сроки, инсталлируя нужный набор дефиниций в одном пакете с "актуальной информацией" по повестке дня.

Неолиберализм негласно сохраняет за собой право на внутренние противоречия, право на иммунитет про­тив критики, право не "опускаться" до дискуссий – на том основании, что он якобы охватывает "всю полноту достижений человеческой мысли". Этот гностицизм во времена классического либерализма более или менее успешно вытеснялся за рамки теории: ограничителем служили остатки христианской морали. Сегодня он востребован. Отсюда и провозглашение "конца исто­рии" Френсисом Фукуямой и его последователями.

Неудивительно, что неолиберальный политический универсализм имеет квазирелигиозный характер. Причем в форме императива: не "Верую ибо абсурдно" [2], а "Веруй, ибо абсурдно!" Иначе ты варвар и, по выражению Барака Обамы, стоишь "на неправильной стороне истории". Таким образом, неолиберализм ис-пользует квазирелигиозные основания и культур-расистские концепции, что в рамках доктрины мар­ксизма-ленинизма было исключено. Такого рода куль-тур-расистские установки нуждаются в легитимации и самооправдании, которое возможно лишь при наличии бесспорного, непререкаемого основания. Для этого нужен "неполноценный" противник, на которого не распространяются принципы добра и зла. Недочело­век, der Untermensch.

Например, на Украине роль "унтерменшей" играют этнические русские Востока, которых американские ставленники в Киеве сравнивают с насекомыми ("колорадами") и устами журналистов требуют уменьшить их "поголовье". Так, журналист Богдан Буткевич в прямом эфире украинского hromadske.tv открыто зая­вил: "Донбасс – это депрессивный регион. Там просто дикое количество ненужных людей. В Донецкой области примерно 4 млн. человек, и не менее 1,5 млн. там просто лишних людей... Я не знаю рецепта, как это сделать быстро, однако наиглавнейшее, что нужно сделать: есть люди, которых нужно просто убить". Ра­нее Юлия Тимошенко предлагала "расстрелять 8 млн. русских из атомного оружия". Такие высказывания не только норма для украинских СМИ, они давно стали руководством к действию для украинской армии – раз­рушение жилых кварталов посредством бомбардиро­вок и обстрелов из РСЗО Но европейские и американ­ские официальные лица полностью одобряют эту практику и даже благодарят украинские власти за "умеренное применение насилия" (Джен Псаки).

Почему это происходит?

Потребность в легитимации экспансионистских це­лей с неизбежностью приводит неолиберализм к конструированию вспомогательной доктрины абсолютного зла, которая автоматически избавляет от лишних мо­ральных рефлексий. Эта апелляция к "абсолютному злу", "оси зла" и т.п. изначально внеморальна, она чем-то сродни настроениям эпохи инквизиции и рели­гиозных войн ("бейте всех, Бог узнает своих"), но го­раздо откровеннее. В основе такого понимания зла лежит не христианский, а неоязыческий взгляд. Такая матрица сознания исторически присуща фашистским режимам, свидетельства чему легко найти на страни­цах гитлеровской "Mein Kempf" и небезызвестной брошюры "Унтерменш". Кроме того, она характерна для членов тоталитарных сект.

Таким образом, анализ неолиберального дискурса показывает куда большее его сходство с фашизмом нежели с коммунистической доктриной.

Список литературы

Для цитирования

Рецензия