Опыт фальсификации бинарной теории тоталитаризма

Аннотация

Ключевые слова

В послевоенные десятилетия термин "фашизм" претерпел ощутимую трансформацию. Связана она была с желанием растворить это понятие в другом, более общем и куда менее конкретном – "тоталитаризм". Пересмотр еще недавно популярной теории "двух тоталитаризмов" стал неизбежен в тот момент, когда фашизм возродился в Европе. Морально устаревшие теоретические конструкции уже сегодня вытеснены бьющей в глаза очевидностью: неофашизм – реальная угроза, тоталитаризм – лишь термин, который уже практически ничего не обознача­ет.

Когда теория "двух тоталитаризмов" появилась на свет, она была возведена в ранг по­литического эталона. Ей посвящались даже выставки актуального искусства вроде нашумев­шей "Берлин – Москва". У теории есть главный автор – Ханна Арендт. Своеобразным допол­нением к тезисам Арендт выглядят взгляды философа Карла Поппера, поделившего человече­ские общества на два типа: "открытые" и "закрытые" (речь шла о культуре политических от­ношений, при этом не учитывалось место страны в мировой экономической системе).

В своей работе "Истоки тоталитаризма" (1951) Ханна Арендт писала: "На сегодня нам известны только две аутентичные формы тоталитарного государства: диктатура национал-социализма после 1938 г. и диктатура большевизма после 1930 г. Эти формы государств суще­ственно отличаются от всякого рода диктаторского, деспотического или тиранического правле­ния, и хотя они и явились результатом непрерывного развития партийных диктатур, их сущностно тоталитарные качества новы и не выводимы из однопартийных диктатур" [1, с. 545].

Характерна попытка Арендт провести черту между тоталитаризмом и "просто деспоти­ями", "просто диктатурами". Правда, ссылка лишь на то, что "сущностно тоталитарные каче­ства новы и не выводимы" из прежних видов властных практик, вызывает много вопросов. Она больше напоминает язык теософии, нежели речь историка. Впрочем, Арендт, как известно, и не была профессиональным историком.

"Тоталитарная идеология, – пишет Арендт, – отличается от любой другой тем, что бе­рется одна теория – классовая, как у коммунистов, или расовая, как у нацистов, и из нее выво­дится все: философия, история, политика и даже своеобразная теология". Универсализм в по­литике можно оценивать по-разному, но возник он как минимум в Средние века (это если оставлять за скобками Античность) и в дальнейшем встречался многократно в самых разных видах. Разве не универсальна, например, либеральная теория естественных прав? Или неофрейдизм? Или любой религиозный фундаментализм? В таком случае "тотальность" (уни­версальность) теории вряд ли может служить критерием ее злокачественной сущности. Здесь явно упущен какой-то другой, более важный критерий.

Арендт подчеркивает: "То, что расизм является главным идеологическим оружием им­периализма, настолько очевидно, что многие ученые, как бы боясь вступить на путь провозгла­шения банальных истин, предпочитают ложно трактовать расизм как своего рода преувеличен­ный национализм. Вне поля зрения обычно оказываются ценные работы ученных, особенно французских, доказывающих совершено особую природу расизма и его тенденцию к разруше­нию национального политического тела" [1, с. 232].

Спорить впрямую с тем, что расизм есть неизбежный атрибут либерального капитализ­ма, Арендт не решается. Но вместе с тем понятие расизм у нее снимается более общим – "то­талитаризм". А затем на основании тех самых "новых сущностно тоталитарных качеств" (но­вых на фоне "деспотий-диктатур" и, по-видимому, колониального расизма) она выделяет "два тоталитаризма" как особое политическое явление, якобы никак не связанное с либерально-капиталистическими корнями европейского расизма. Так при помощи логических манипуляций тоталитаризм превращается во внеисторический феномен, который появился, как чертик из табакерки.

Но зачем, имея в своем распоряжении понятия "коммунизм" и "фашизм", каждое из ко­торых может и должно быть предметом моральных оценок, вводить третье понятие, занимаю­щее метапозицию по отношению к двум первым и нивелирующее их видовые признаки? Веро­ятно, чтобы уйти от исторической конкретики.

Не менее интересна судьба понятия "расизм" у Арендт – учитывая, что расизм есть си­ноним фашизма. Вначале Арендт признает главное: "Расизм отрицает равенство людей, ранее вытекавшее из иудео-христианского осознания человека как "образа и подобия Бога" [Бытие 1:26]" [1, с. 546]. Но затем проводит удивительную типологизацию. Расизм (читай: фашизм) у Арендт делится на два типа – расизм превосходства и расизм зависти. Расизм "превосход­ства" ... идеологически оправдывался заботой о "низшей расе" (тем самым "бременем белого человека"). А вот расизм "зависти", согласно Арендт, объединяет... народы Центральной и Восточной Европы, в частности, Россию и Германию. Расизм "зависти" "опирался не на кон­кретный опыт, как расизм "превосходства", а на мистические теории превосходства одной груп­пы людей (славян или германцев) и на псевдонаучные построения".

Под конкретным опытом, вероятно, следует понимать отсутствие вековой практики ко­лонизации. Но ведь и в самом начале колониальной эпохи расизм уже был расизмом. Поэтому совершенно очевидно, что так называемый "германский тоталитаризм" – это всего лишь клас­сический западный колониальный расизм. Правда, несколько задержавшийся (по причине раз­дробленности германских земель) и потому опоздавший к разделу колоний. Именно по причине этого исторического опоздания Гитлер был вынужден перенести колониальные практики с окраин мира (где они воспринимались как нечто естественное) внутрь Европы, где те же самые методы вызывали шок. Вот и вся загадка ужасов "тоталитаризма". Весь секрет – в эффекте самоприменимости.

Что касается России, тут Арендт просто смешивает идею объединения славян, – до­вольно спорную, но не имевшую ничего общего с угнетением и колонизацией. Арендт совер­шенно не учитывает того факта, что Россия, будучи полупериферийным государством в миро­вой экономической и политической системе, являлась одновременно империей (по отношению к восточным и южным территориям) и колонией западных экономических элит, то есть одно­временно и колонизатором, и жертвой колонизации. Говоря о России, необходимо рассматри­вать два противоположных процесса одновременно.

Но Арендт этого не делает. Желая как-то объяснить явную нерентабельность и невыго­ду второго типа "расизма", она пишет: "Расизм "зависти" сулил не материальную выгоду план­татора от его черных рабов или метрополии от ее колонии, но моральную выгоду полного пре­восходства, всепонимания и прикосновенности ко всем делам человеческим".

То есть превосходство "обычного" расизма – не полное? А какое отношение к методам колонизации имеют "всепонимание и прикосновенность"? Любопытно, что Арендт привлекает в качестве аргументов не экономические, а психологические понятия, пытаясь сделать их частью политических.

На примере России и Германии видно, что концепция "двух тоталитаризмов" Ханны Арендт, как и концепция "двух расизмов", работает плохо. Они явно избыточны и продиктова­ны идеологией холодной войны (1951 – год написания "Истоков тоталитаризма"). Сегодня применимость обеих концепций близка к нулю. Конечно, идя по пути теоретических натяжек, мы можем ставить вопрос о "трех тоталитаризмах" (глобальный либерализм – институциональная матрица, нацизм – идейный центр, а коммунизм – искусственная альтернатива). Но такая пере­груженность теоретической конструкции свидетельствуют о ее слабых объяснительных воз­можностях. Концепция, которой нужны дополнительные теоретические подпорки, неэффектив­на и не нужна.

Сегодня еще наблюдается диспропорция в понимании соответствий между ли­берализмом, фашизмом и коммунизмом. Если коммунизм – это карманная "альтернатива" ли­берализму, то нацизм – глубинное основание самой либеральной доктрины. У либерализма и фашизма общее моральное основание: война всех против всех, тотальная конкуренция. Пере­нос этого принципа из экономической плоскости в культурную, этническую, социальную и об­ратно в экономическую ничего принципиально не меняет. Вот почему неолиберальный ис­теблишмент стремится привести к единому рыночному знаменателю такие общественные ин­ституты, как религия, семья, отношения полов (отсюда принудительная секуляризация, ювенальные технологии и узаконивание однополых браков). Вполне тоталитарная практика.

В России морально устаревшая и в значительной мере паранаучная теория "двух тоталитаризмов" до сих пор имеет своих приверженцев в среде либеральной интеллигенции. В среде, которая сама себя склонна считать интеллектуальным классом. Правда, "интеллектуализм" никогда не мешал этой социальной группе проявлять интерес к околонаучным концепци­ям за авторством Елены Блаватской или, например, Рона Хаббарда.

Начав всерьез анализировать регресс политического сознания в ХХ в., мы будем вынуждены отойти от понятия "тоталитаризм" и вновь заняться проблемой фашизма – куда более точного понятия, описывающего исторические явления как прошлого, так, к сожалению, и настоящего.

Библиографические ссылки

Для цитирования